[опубликовано 25 Декабря 2019]
Хаджи Мурад Доного
Вторжение Российской империи в политическое и социокультурное пространство Кавказа трансформировало многие традиционные институты регулирования социальной жизни местных народов. Пытаясь планомерно укрепить свое влияние на местные общества, самодержавие при решении военно-политических вопросов помимо подкупа горской социальной знати использовало и другие методы, одним из которых являлся институт аманатства, достаточно распространенный на Кавказе.
Аманат, с арабского означает – заложник, человек, выдаваемый в обеспечение верности договора[1]. В период Кавказской войны подобное явление носило частый характер, российское командование активно использовало практику аманатства. В разное время число аманатов, содержавшихся в русских крепостях, а также в тюрьмах Тифлиса и Дербента, колебалось от нескольких сотен до нескольких тысяч человек. При этом командир Отдельного Грузинского корпуса, управляющий по гражданской части на Кавказе и в Астраханской губернии А.П. Ермолов считал, что такое их содержание обременительно для государственной казны, а потому предпочитал брать в заложники детей, которые, по его мнению, «меньше ели», а те, что постарше, еще и отрабатывали свой хлеб на рубке леса.
«Аманаты стоили прежде ужасно дорого, – писал так называемый «проконсул», – иной получал три рубля серебром в день. Я начал брать ребятишек, которые играли у меня в бабки, а родители приезжали наведываться. Я кормил их пряниками, и те были предовольны, расчищали мне просеки»[2].
Суровые военно-колониальные методы самодержавия на Кавказе заключались в том, что «непокорные селения сжигались, сады вырубались, скот угонялся. Покоренные народы приводились к присяге на верность российскому императору, облагались данью, у них брались заложники»[3].
В 1819 году после подавления мятежа в селении Акуша (Дагестан), А.П. Ермолов приказал «от знатнейших фамилий … взять 24 аманата и назначил им пребывание в Дербенте»[4].
Осенью 1820 года в Тифлисе содержалось 32 аманата от аварских обществ[5].
Селение, жители которого отказывались выдавать аманатов, признавалось мятежным и полностью истреблялось царскими войсками, без разбора пола и возраста, как, например, в 1826 году случилось с чеченским селением Рошни.
Да, дети нередко бывали заложниками политики. Сподвижник имама Гази-Мухаммада Гамзат, его брат Мурад и Ших-Шабан из Богнада, оказавшиеся в плену у русских в 1831 году после событий у Закатала, отбывали заключение сначала в Метехском замке, а потом в Тифлисе. Через некоторое время, решая определенные политические вопросы, российское командование отправляет домой Ших-Шабана, брат которого Дибир-Мухаммад, остался вместо него аманатом в Тифлисе. Мурад также уезжает в горы, а вместо Гамзата, который тоже был отпущен домой, аманатом выступил его малолетний племянник Кихусро[6]. Гамзат, вернувшись в родной аул Гоцатль, верный своему слову, данному русским, не участвовал в военных действиях, поскольку от его поведения зависела жизнь племянника. Однако после смерти последнего, вызванной вследствие слабого здоровья, Гамзат уже не был связан договором с противником и мог действовать на свое усмотрение.
Помимо военно-политических гарантий, завоеватели, используя аманатов, решали и другой вопрос – формирование у местного населения лояльности к российскому правительству. Тот же А.П. Ермолов целенаправленно насильно забирал в заложники детей из знатных родов и отправлял их в Россию. Там детей старались воспитывать в духе преданности царскому престолу и в то же время они являлись негласными заложниками. Аманаты получали образование в российских военных учебных заведениях, получив специальность или военный чин, овладев русским языком, становились переводчиками, чиновниками царской администрации на Кавказе, некоторые из них по убеждению успешно проводили государственную политику.
В 1829 году А.С. Пушкин, путешествуя по Кавказу, столкнулся с практикой колонизаторов, что заставило поэта подметить «ее черные черты и со всею резкостью их описать»: «В крепости видел я черкесских аманатов, резвых и красивых мальчиков. Они поминутно проказят и бегают из крепости. Их держат в жалком положении. Они ходят в лохмотьях, полунагие и в отвратительной нечистоте. На иных видел я деревянные колодки. Вероятно, что аманаты, выпущенные на волю, не жалеют о своем пребывании во Владикавказе»[7].
Результаты архивных поисков исследователя Л. Цвижбы свидетельствуют о том, что на 1 апреля 1833 года в крепости Грозной содержалось 64 аманата. Среди них были 8-летние мальчики Даус Апаев из Умахан-Юрта и Керим Аджимусов из аула Алдинский, 50-летние Джамбатыр Джакаев из Закан-Юрта и Балгирей Танышев из Гази-Юрта. В крепостях Владикавказской и Внезапной находилось по 59 аманатов из разных горских аулов, среди которых был 61-летний Курамагома Ахматов из аварского аула Зубутли. В то же время в крепости Нальчик жили 15 аманатов – сыновья горских старшин Уруспиевского, Хуламского, Чегемского, Балкарских, Дигорских и Безенгиевских обществ; в Екатеринодаре – 8 аманатов[8].
Увеличение числа аманатов заставляло царское командование задуматься об их содержании и будущем. В записке командующего войсками на Кавказской линии генерал-лейтенанта П.Х. Граббе «Об улучшении содержания аманатов, принимаемых от кавказских горцев в залог покорности их» от 18 января 1839 года говорилось: «... аманаты разбросаны по крепостям и укреплениям, по неимению в оных помещения содержатся очень дурно, иногда даже по необходимости на гауптвахтах вместе с преступниками. От этого самого они скучают, болеют и даже умирают. Таковое положение аманатов одна из главных причин, почему лучшие по происхождению своему горцы всячески стараются отклонять от себя выдачу оных, считая это некоторым образом наказанием, и многие даже полагают, что отданные в аманаты предназначены правительством в солдаты»[9]. По мнению П.Х. Граббе, сомневающегося в эффективности действия подобной системы аманатства, аманатов следует занимать «обучением или другими по их понятиям полезными занятиями, тогда горцы получат к нам более доверия, и не будут гнушаться отдавать детей своих в аманаты»[10].
Подобные мысли высказывали и другие военные и политические деятели того времени, например, начальник Штаба Отдельного Кавказского корпуса генерал М. Коцебу, предлагавший обучать аманатов русской грамматике, закону Божьему, четырем правилам арифметики и краткому понятию о географии России. Подобные предложения начальников управлений позже вошли в «Проект положения о содержании аманатов от горских племен Кавказа, состоящих в ведении начальника Кавказской линии»[11].
А вот любопытное мнение российского офицера А. Мочульского: «Аманаты были источником величайшего для нас зла. Содержание, полагаемое от казны этим заложникам, привлекало много охотников для снискания себе пропитания на сем поприще. Во многих местах это сделалось даже ремеслом, и богатые и знатные посылали к нам в аманаты тех, коим хотели доставить существование, а вместе с тем извлекали и для себя пользу. По содержанию аманатов в крепостях и укреплениях Кавказа, они имели случай видеть наши силы и положение сих военных пунктов… Так называемые мирные горцы вообще были не что иное, как привилегированные шпионы и провиантмейстеры немирных и покровители всех тех, кои от нас удалялись в горы. Это было причиною, отчего всякий шаг русских так быстро делается известным в горах»[12].
Несколько иное мнение об институте аманатства представлено в очерке плана покорения кавказских горских народов генерал-майора М.Ф. Кудашева (1842 г.). Генерал отмечал, что «взятие аманатов от покоренного племени может принести пользу, когда они будут назначаемы из почетных старшин сильнейших фамилий, ибо пока эти люди будут в нашей власти, можно надеяться, что, по крайней мере, вся их фамилия или клан, останется нам верным – из страха навсегда лишиться своей главы в случае возмущения. Однако на выдачу таковых аманатов горцы с большим только трудом согласятся. Брать же в аманаты детей хотя почетных людей почти бесполезно, ибо опыт доказал, что потеря детей не всегда удерживает их от бунта»[13].
Мысль М.Ф. Кудашева отчасти была верна. Несмотря на выдачу своих аманатов, горцы продолжали вести боевые действия и оказывать сопротивление. Русское командование старается разобраться в этом вопросе и сделать выводы. В рапорте начальника левого фланга Кавказской линии генерала А.П. Пулло от 28 октября 1839 года предлагаются более суровые меры: «Обращение наше с аманатами азиатских деревень... так снисходительно, что жители... нимало не заботятся об участи своих аманатов, будучи уверены, что со временем, приобретя нашу благосклонность, аманаты их останутся неприкосновенными. Хотя аманаты изменнических деревень бывают сосланы в Сибирь или отдаваемы в вольную службу, но как это сопряжено с большою проволочкою времени, то часто случается, что деревня между тем опять покоряется и остается за теми же аманатами. Чтобы предать более значимости аманатам и связать тем более народ со своею клятвою, полагаю необходимым принять за правило при вторичном покорении не оставлять село за прежними аманатами, а брать новых, представляя тех в совершенное распоряжение начальства»[14].
В условиях Кавказской войны институт аманатства, в целом, был достаточно «популярен». Насколько он был эффективен? Видимо, в каждом конкретном случае был свой результат. Тем не менее, он играл некоторую роль в определенной стабилизации общественных отношений, гарантируя индивиду или группе защиту и покровительство со стороны чужого социума.
С завершением Кавказской войны необходимость института аманатства, переставшего уже играть роль важного регулятора внутренних социально-экономических и политических отношений между правительственной администрацией и горскими народами на Кавказе, отпала. Так, известный российский военный историк, публицист, генерал-майор Р. Фадеев отмечал, что к 1859 году аманатство давно уже было оставлено на Кавказе, как ни к чему не ведущее[15].
[1] Большая энциклопедия под ред. С.Н. Южакова. СПб., 1900. Т. 1. С. 478.
[2] А.П. Ермолов. Материалы для его биографии, собранные М. Погодиным». М., 1863 [1864]. С. 409.
[3] Федоров В.А. Ермолов и его записки / Записки А.П. Ермолова: 1798-1826 гг. … С. 12.
[4] Записки А.П. Ермолова: 1798-1826 гг. / сост., подгот. текста, вступ. ст., коммент. В.А. Федорова. М.: Высш. шк., 1991. С. 349.
[5] ЦГИАГ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 2071. Л. 115.
[6] Доного Х.М., Касумов С.М. Имам Гамзат. Махачкала: МавраевЪ, 2014. С. 84.
[7] Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 томах. М.: ГИХЛ, 1959-1962. Т. 5. Романы, повести. С. 421.
[8] Цвижба Л. Аманаты // Ахульго. 2009. № 10. С. 16.
[9] РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 1132. Л. 4-4об.
[10] Там же.
[11] Цвижба Л. Аманаты… С. 16
[12] Мочульский В.И. Война на Кавказе и Дагестан. 1844 г. Махачкала, 2012. С. 38.
[13] Очерк плана покорения кавказских горских народов генерал-майора князя М.Ф. Кудашева [1842 г. ] / Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX – начало ХХ вв. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2005. С. 150.
[14] Цвижба Л. Аманаты… С. 16.
[15] Фадеев Р.А. Письма с Кавказа / Кавказская война. М.: Изд-во Эксмо. Изд-во Алгоритм, 2005. С.145.
|