История

История  »   Восстание 1877 года  »   БОРЬБА ЗА ВОЛЮ ГОР КАВКАЗА

БОРЬБА ЗА ВОЛЮ ГОР КАВКАЗА

[опубликовано 14 Марта 2010]

Цалыкаты Ахмед

Цалыкаты (Цаликов) Ахмед (1882-1928) - политический деятель. Родом из семьи осетина-мусульманина. В 1899 г. поступил на юридический факультет Московского университета, где принял участие в студенческом движении, затем социал-демократ, меньшевик. С 1915 г. - издатель татароязычной газеты «Суз» («Слово») в Петербурге, член бюро при мусульманской фракции Госдумы. После Февральской революции - председатель Временного Центрального бюро российских мусульман. На I Всероссийском мусульманском съезде 1917 г. выступил с докладом о национально-государственном устройстве России, где поддержал проект национально-культурной, а не территориальной автономии, но оказался в меньшинстве. На съезде избран председателем Всероссийского мусульманского совета (Милли Шуро). Он стал депутатом Учредительного собрания от Симбирской губернии и возглавил в нем мусульманскую социалистическую фракцию. Цалыкаты отказался от сотрудничества с Советской властью, и 22 мая 1918 г. Милли Шуро было распущено ею. В 1918 г. возглавил меджлис горских народов Кавказа в Тбилиси, в 1921 г. эмигрировал.

 

***


Речь, произнесенная 28 апреля 1927 г. на торжественном заседании Пражской группы Народной Партии Вольных Горцев Кавказа по поводу 50-летия последнего восстания горцев Кавказа. По случаю 50-летия восстания горцев Кавказа пражская организация народной партии горцев Кавказа устроила 28 апреля 1927 года торжественное заседание в большом зале отеля «Граф». Собрание было открыто краткой приветственной речью представителя народной партии горцев Кавказа А. Кундуха, предложившего в заключение речи по кавказским адатам занять место председателя старейшему кавказцу А. Эмухвари.

Уважаемые гости и соотечественники!


Мне выпала на долю высокая честь развернуть перед вами одну из страниц исторической жизни кавказских горцев, о которой так мало известно не только соседям кавказских горцев, но даже и самим горцам нынешнего поколения.
Событие, 50-летний юбилей коего нами сегодня отмечается этой скромной чашкой чая, не имеет еще своего беспристрастного историка. Русская официальная история всегда замалчивала это событие. Говорить о нем считалось делом неблагонадежным. Слишком много дум и чувств могло оно пробудить в подрастающем поколении кавказских горцев, заставить задуматься о судьбах своего народа, о существе той власти, которая придавила эти народы железным сапогом национального порабощения, быть одним из источников пробуждения национального самосознания. Конечно, этого события могли касаться только те лица, которые умели излагать и освещать исторические факты в духе прославления русского оружия и политики царизма среди «полудиких племен Кавказа».


Но время идет, и рано или поздно истина торжествует. Ярким пламенем вырывается она из-под мусора исторической лжи, бумажного хлама и начинает сверкать во всей своей первобытной чистоте.
Я не беру на себя смелости озарить ваше сознание этим пламенем. Слишком неблагоприятны условия, при которых мне приходится выступать перед вами со своей речью. Достаточно сказать, что это тяжкие условия эмиграции. Если разыскать литературу о данном событии – задача нелегкая и для лица, которое захотело бы заняться этим событием и на самом Кавказе, но тут за рубежом – это невыполнимо, т.к. никакой литературы по данному вопросу нет.


Но все же партия Вольных Горцев не могла обойти молчанием один из славных юбилеев исторической жизни горцев, и я не мог отказаться от задачи, добросовестное и обстоятельное выполнение каковой для меня сейчас, как я указал выше, является делом непосильным. Что есть — то есть. [...].

Уважаемое собрание! Новая жизнь стучит в двери человеческой истории. Характеризовать формы этой новой жизни – ее социальные и политические моменты – не моя задача. Скажу только – одной из этих новых форм является всемирное пробуждение национального сознания, причем это пробуждение идет с неслыханной быстротой и захватывает народы всех рас и цветов, большие и малые и те, которые претендуют на носительство европейской цивилизации и культуры, и те, кого до сих пор третировали как низшие расы и неисторические нации. Этот национальный момент в мировой жизни делает нашу эпоху полной захватывающего интереса и красоты. Национальное и рядом с ним в таком же мировом масштабе движение в смысле социального освобождения человечества – больших и малых народов на всем пространстве земного шара – есть во имя чего жить и умереть!


И, если во имя социального освобож¬дения кавказские горцы еще ничего не вписали в историю человеческой куль¬туры, то в области национальной борьбы они дали примеры безграничного геро¬изма, бесстрашия духа, мужественной жертвенности. [,..]

После этого краткого вступительного слова я должен перейти к существу моей речи. Она будет посвящена выяснению исторических предпосылок и ближайших причин восстания, краткому изложению хода восстания, движущим силам восстания [...] историко-политической оценке и заключительному слову.
Исторические предпосылки заключались в тех настроениях, которые горели в сердцах народа в результате войны с 1770-1864 гг., которую вели горцы Кавказа за свою свободу, эпопеи, равной которой вряд ли знает история челове¬чества. Эта борьба то замирала, то разгоралась с огромной силой.

 

Она выдвинула ряд легендарных героев. Из них наиболее замечательны: шейх Мансур (1784-1791), попавший в плен к русским при взятии последними крепости Анапы и умерший в Шлиссельбургской крепости; имам Кази-Мулла (1820-1832), погибший при взятии аула Гимры 17 октября 1832 г.; Гамзат-Бек (1832-1834), убитый в Хунзахе; наконец, имам Шамиль (1834-1859 г.), взятый в плен русскими при падении Гуниба 25 августа 1859 г. Эта дата есть в то же время и дата окончания покорения восточного Кавказа, а 21 мая 1864 г., русские войска, после ожесточенных боев, заняли округ Ахчипский и верховья реки Мзымты и принудили положить оружие убыхов – последнее черкесское племя на западном Кавказе еще продолжавшее сопротивление.
Покорением западного Кавказа закончилась Кавказская война. Поэт следующими яркими строфами характеризует окончание этой войны:


...И смолкнул ярый крик войны:
Все русскому мену подвластно,
Кавказа гордые сыны,
Сражались, гибли вы ужасно;
Но не спасла вас ваша кровь,
Ни очарованные брони,
Ни горы, ни лихие кони,
Ни дикой вольности любовь...


Как горцы Дагестана, так и черкесские племена западного Кавказа, к моменту их покорения стояли на значительной ступени культурного и политического развития. Они пытались уже государственно оформить свою жизнь. Любопытно отметить, что в то время как в восточном Кавказе – в Дагестане и Чечне – складывалось государственное образование в форме шариатской монархии, среди черкесских племен Кубани тор¬жествовала республиканская форма с верховным органом – Союзным Меджлисом (парламентом).
Русское завоевание помешало зародившимся государственным образова¬ниям горских народов окрепнуть и получить дальнейшее развитие.


Но оно остановило также и самобытное национально-культурное развитие горских народов Северного Кавказа, так как попрало это развитие идеей русификации.


Русским историкам покорения Кавказа было выгодно изображать горцев «полудикарями», их борьбу за «волю гор» как хищничество, врожденное натуре горца, с каковым можно бороться только самыми жестокими способами, так как эти «хищники» в гуманных мерах видят одно лишь проявление «слабости».
В действительности горцы Кавказа являлись носителями многовековой древней культуры.

 

Если бы кто пожелал познакомиться с появившимися сотни лет тому назад трудами генуэзца Интериано и Иоанна Луккского, французов Шардена и Тавернье, голландца Стрюйса, немецкого поданного Олеария или – с начала военных столкновений России с Кавказом и во время продолжения борьбы горцев за независимость – не только с трудами случайно занесенных в горы авантюристов вроде Рейнегса, но и таких ученых, как Потоцкий, Паллас или Клапрот (в последний период отчаянной борьбы горцев с наступившей со всех сторон на них русской державой эта борьба побуждает англичанина Белля и поляка Лапинского провести несколько лет среди абаз и кабардинцев и заняться изучением духа тех учреждений, из которых слагалась горская гражданственность) тот мог бы себе представить, что в особенностях религиозного, общественного и юридического быта горцев Кавказа таятся напластования религиозно-юридических систем иранской, римской, византийской, армянской, грузинской – все они наложили свою печать на горский адат. А в особенности – прибывшие с Востока арабы. Насильственное сближение покоренного силой оружия, карая с русской культурой – болезненно отразилось на национально-культурном процессе – было одним из пос¬тоянных источников болезненного на¬ционального возбуждения.


Прошли долгие годы пребывания горских народов под тяжелым гнетом царизма, прежде чем исторические традиции устроения собственной государственной жизни и развития основ своей собственности, национальной культуры, прерванные русским завоеванием, получили возможность возрождения и дальнейшего движения вперед. Для этого понадобилась великая российская революция, разбившая всероссийскую Бастилию, в которой наряду с другими томились и горские народы.


Но как ни придушены были горцы царизмом, они безропотно не сносили ига рабства! Это чувство недовольства питалось каждодневной практикой политики царизма на Кавказе.
В сжатых чертах мы остановимся на политике царизма, после покорения Кавказа, в существе которой и заключены ближайшие причины не только восстания, памяти которого посвящено настоящее собрание, но и ряда других, предшествовавших ему восстаний, менее значительных по своему размаху.
При завоевании Кавказа царское правительство не раз обращалось к горцам с воззванием и манифестами, подобными тому, отрывок которого я сейчас приведу.


В 1845 г., обращаясь к горским народам, наместник Кавказа граф Воронцов, между прочим, писал: «Религия ваша, шариат, адат, земля ваша, имения ваши, а также все имущество, приобретенное трудами, будет неприкосновенной вашей собственностью и останется без всякого изменения... Российские войска будут защищать вас от врагов, начальство будет заботиться о благоденствии вашем и вы ни в чем не встретите нужды и никогда вас не постигнет никакое бедствие...


Теперь я вам сказал все, что желает мой государь, и что он поручил мне передать вам. От вас зависит воспользоваться счастьем, принять наше признание или нет...


Еще раз повторяю, что обещания мои есть священны и они, как бы собственные слова моего великого государя, которые никогда не могут подлежать сомнению...»
Вот образец обещаний, которые давались горцам, а в действительности проводилась политика противоположная всем этим обещаниям.


Многие из здесь присутствующих, наверно, знакомы с переселенческой политикой царизма на Северном Кавказе после его покорения. Я не буду тут распространяться об этой кошмарной странице преступлений царизма на Кавказе. Все могли забыть эту страницу преступлений, но могла ли она исчезнуть из памяти горских народов по ту и по эту сторону рубежа?! Особенно она в памяти того населения, которое не покинуло родных гор, чтобы найти успокоение на дне Черного моря или погибнуть в пустынях Малой Азии от голода, болезней и всякого рода лишений, а было тут на Кавказе взято железной рукой царизма за горло.


Вторым мероприятием было выселение части горцев на равнину и отделение равнинного населения от горного линией казачьих станиц и укрепленных штаб-квартир. В какое положение это мероприятие поставило хотя бы Чечню, можно судить по следующему: чтобы не слишком стеснить при этом чеченцев, граф Евдокимов полагал – часть чеченцев и карабулаков переселить в Малую Кабарду, жители которой собирались переселиться в Турцию, и тем очистить место казачьим станицам. Но кабардинцы остались и все население Чеченского округа, состоявшее из 81.360 душ, стеснилось на пространстве 76 кв. мил., «а при такой тесноте не только развитие хозяйства – гласит записка помощника главнокомандующего военному министерству от 1864, – но даже существование наро¬да не может считаться обеспеченным».


О земельной безвыходности горцев в итоге казачьей колонизации та же самая записка к военному министерству говорит: «...Карабулаки, будучи стеснены поселением на их землях 2-го Владикавказского казачьего полка, почти не имели других средств существования, кроме хищничества».
Слишком долго было бы останавливаться на всей этой земельной политике среди кавказских горцев. Как далека эта политика от выше цитированного нами «обещания»...
Но каковы тот «покой» и «правопорядок», которые горцы Кавказа обрели под сенью двуглавого царского орла?..


Известный профессор П.И. Ковалевский, немало написавший о Кавказе (кто знаком с произведениями этого ученого, тот хорошо знает, что особой любви этот профессор к кавказским горцам не питает), в книге «Восстание Чечни и Дагестана 1877 года» пишет, что пожар злобы и вражды у лезгин и чеченцев к «урусам» был раздут «грубым и наглым отношением русской администрации к горцам». «Чеченец и лезгин, – говорит Ковалевский, – сознавая необходимость и личную пользу, будет переносить от власти всякое давление, всякий гнет, всякий деспотизм, если он видит в этом смысл, но если этот гнет – грубый произвол, выражение личного каприза не приносит чеченцу никакого блага, – в этом случае чеченец озлобляется бесконечно, приходит в отчаяние и действует как истинный хищник». [...]


Конечно, с такой характеристикой чеченцев, даваемой почтенным профессором, мы далеко не согласны. Но не будем полемизировать!
Читаем дальше: «К сожалению, русские действовали именно в этом направлении и, не дав чеченцам ничего доброго, довели их до последней степени озлобления против России и русских»... «Что посеешь, то и пожнешь». [...]
«Ничего доброго», – такова характеристика русской политики в историческом прошлом по отношению к кавказским горцам, даваемая не «горцофилом», а «горцефобом» П.И. Ковалевским. Это слишком мягкое выражение – «ничего доброго»!


Нет!..
Но безгранично много жестокого, злого, человеконенавистнического...
Другой исследователь восстания – автор «Очерков восстания горцев Терской области 1877 г.» некто А. С. приходит к заключению, что основная «причина» много раз повторяющихся в Терской области волнений при генерале Лорис-Меликове и мятежа 1877 г. заключалась в очень распространенном между горцами недоверии к общим мерам, общей системе нашего управления, в постоянном опасении их за права свои, дарованные при покорении края и один за другим отбиравшиеся. «Если раз клятва нарушена, – говорили они, – то отбиранием этого могут отнять и другое, гораздо большее, и, наконец, все». [...].


«Подчинение нашей власти восточного Кавказа, – говорит тот же автор, – имело характер не столько покорения или низложения, сколько добровольного принесения населением покорности, т.е. обещаний сидеть смирно и повиноваться поставленным от нашего правительства властям. Причем мы, со своей стороны, обязались оставить неприкосновенными: их религию, права, обычаи, которыми определялись отношения семейные и между сословиями; в числе прав весьма важное и драгоценное для них – право ношения оружия, обязались никогда не облагать их податями и повинностями как денежными, так и натуральными, в особенности никогда не привлекать к отбыванию воинской повинности». [...].
Но кавказская администрация поступила по отношению к горцам согласно известной поговорке: «пишется так, а выговаривается иначе».


Переселение, колонизация, стратегические пункты, административный произвол, издевательство и разного рода насилия над вековым укладом народа, его бытовыми и религиозными святынями, никаких забот о развитии сельского хозяйства продолжением не стратегических, а торговых путей, никаких забот о здравии населения, о поднятии культурного уровня путем насаждения школ применительно к этнографическим и религиозно-бытовым особенностям населения края.


– «Ничего доброго!..»
«Кто сеет ветер, тот пожнет бурю», и до 1877 г., когда разразилась буря, мы видим ее предвестниц – ряд волнений в Чечне – в 1861 г. во главе сУма Дуевым и Атабаем, в 1862-63 гг. под предводительством Кунта-Хаджи и в 1877 г. – заключительный аккорд под предводительством Али-бека – последнее до самой революции было в Чечне наиболее серьезным движением.
Оно вспыхнуло в апреле, как только до Чечни дошли слухи о начавшейся русско-турецкой войне. Горцы понимали, что без внешних осложнений борьба с Россией безнадежна и воспользовались первыми серьезными осложнениями.


Во главе восстания в Чечне встал молодой Али-бек Хаджи. Ему было всего 25 лет, но он уже успел побывать в Мекке. Он был из хутора Симсир, аула Зандак в Ичкерии. Семья Алдановых, из которой вышел Али-бек Хаджи, состояла из пяти братьев.


Знамя восстания, поднятое Али-беком, сейчас же было подхвачено. Нашлись помощники: в Чемберлое, во главе повстанцев стал Дада Залмаев, в Беное – Султан Мурад, в Дзумсое – Ума Хаджи Дуев.

Но русская власть не дремала. Она была заранее подготовлена к возможности восстания среди горцев.
Сейчас же вслед за восстанием начались действия карательных экспедиций. Зловещие огни поднялись над Чечней: то сжигались хижины и поля мирных чеченцев. Достаточно было повстанцам пройти через землю какого-либо аула, как на этот аул обрушивались репрессии – покосы и кукурузные поля сжигались, иногда сжигался и самый аул. «Явилась необходимость немножко проучить чемберлоевцев», – говорит проф. П.И. Ковалевский, выше нами цитированный.


Командование по усмирению в лице ген. Свистунова издает приказ: «В случае малейшего непослушания теперь же уничтожить хлеба и аул, а зимою выморить голодом в лесах». [...].


И вот почтенный русский профессор, который сообщает, что «после покорения Чечни русские не сделали ничего, чтобы хоть несколько просветить дикарей чеченцев и хоть сколько-нибудь расположить их к культуре, просвещению и образованию» [„.], сочувственно подчеркивает: «В руках Смекалова было одно особенно опасное для чеченцев орудие – выпаливание полей, где появлялись непокорные». Видимо, не представляя всей жестокости и цинизма своих слов, профессор иронизирует: «Это был слишком охлаждающий душ!»
Жестокие мероприятия русских властей, влияние духовенства [...], а также роль торговых элементов Чечни сыгра¬ли свою роль, и восстание в Чечне было придушено, не успев развернуться. Али-бек бежал и скрылся в Самсырских лесах, откуда по Ичкерии разослал краткое послание: «Я разорил вас, не надейтесь более на меня. Пособить вам не могу. Делайте, что знаете. Мы с Султан-Мурадом уходим».


Не нужно думать, что чеченцы не проявили достаточного мужества. Слишком неравной была борьба. Мало того, иногда в мужестве чеченцев проявлялись черты легендарного рыцарства, воспитанного вековым горским бытом.


Так, на требование ген. Свистунова выдать предводителей восстания, макхетинцы, которых в наказание высылали с гор, отвечали: «Генерал, от народа следует требовать только возможного, ты знаешь, как нам трудно расстаться с могилами отцов и родиной, но мы беспрекословно покоряемся. Выдать же Уму не можем. Он был нашим гостем». [...].


В конце концов, все же все главари восстания были переловлены и, после краткого пребывания в Дагестане, 27 ноября, не желая, чтобы невинные чеченские аулы страдали от русских карательных отрядов, отдался добровольно в руки русских властей и сам Али-бек. По русским официальным источникам, главными действующими лицами восстания в Дагестане были хаджи и ученые арабисты.


Ученые Дагестана сгруппировались вокруг Абдурахман-Хаджи Согратлинского – это был «столетний старец и прежде славившийся ученостью. ...Он пользовался уважением народа еще в период власти Шамиля; в глубокой же старости, поучая народ и укрепляя его в делах веры и в правилах нравственности, стал считаться святым, население верило даже в его дар пророчества» – гласит официальная характеристика.


Так вот рассказывает официальный историк: «Возбуждавшие народ к восстанию лица предложили на разрешение ученых вопрос: наступило ли время газавата (война против неверных) и какие будут его последствия? Избранные для обсуждения этого вопроса семь ученых дали ответ, что начать восстание пора наступила, но какие будут последствия, они не знают...»
Несмотря на такой ответ, восстание началось.


Вспыхнуло оно в Дагестане, в Гумбетовском районе Андийского округа, куда перекинулось чеченское восстание через Салатавию. В середине мая общества Артлух и Данух с другими «мятежниками» составляют уже отряд в 600 человек и в первом же бою с правительственными войсками у аула Сиухе теряют 80 человек убитыми. В итоге оба аула сжигаются.


Движение перекидывается в Дидойский район того же Андийского округа, в частности в селения Кемеши и Асахо. В середине июля правительственные войска берут оба аула штурмом. Под действием артиллерийского огня, сельчане оставляют аул, но группа жителей (25-30 человек), запершись со своими се¬мействами, решают, защищаясь, умереть...


На неоднократные предложения сдаться, не губить, по крайней мере, женщин и детей, бывших в сакле, они отвечают: «Наш дом, наша могила: наши семейства должны погибнуть с нами». И при этом женщины наравне с мужчина¬ми принимают участие в бою и, выбегая на крышу дома, кидают камни в охотников, находившихся около стен. (Жур. «Воен. действия и распоряж. во время возмущения 1877 г.»). Сакля, наконец, подожжена и защитники, выбегавшие с обнаженными кинжалами, перебиты.
Невольно приходят на память картины из времен Кавказской войны, нарисованные поэтом:


... Горят аулы: нет у них защиты,
Врагом сыны отечества разбиты,
И зарево, как вечный метеор,
Играя в облаках, пугает взор,
Как хищный зверь, в смиренную обитель,
Врывается штыками победитель,
Он убивает старцев и детей,
Невинных дев и юных матерей
Ласкает он кровавою рукой.
Но жены гор не с женскою душою.
За поцелуем вслед звучит кинжал...
Отпрянул русский, захрипел и пал.
– «Отмсти, товарищ! – и в одно
мгновенье
(Достойное за смерть убийцы мщенье)
Простая сакля, веселя их взор,
Горит. Черкесской вольности костер...


По «усмирении» Андийского округа, часть русских войск была переброшена в Чечню в помощь терским властям против Али-бека Хаджи, но уже в конце августа была затребована обратно, так как повстанческое движение к этому времени охватило весь Дагестан.


Театр борьбы можно было разделить на три района: нагорный – Аварский, Андийский, Гунибский округа, средний – Даргинский, Кази-Кумухский, южный – Кайтаго-Табасаранский, Кюринский и Самурский.
И ход событий был таков:


После приведенного нами выше ответа семи ученых-арабистов на вопрос о своевременности и последствии восстания, согратлинцы всем обществом при участии представителей и других окружающих обществ вышли на Анаду-Майдан (местность, лежащую в 6 верстах от Согратля), провозгласили газават и избрали имамом в виду преклонного возраста Абдурахман Хаджи сына его Магомета Хаджи, а в помощь к нему придали совет из семи выборных лиц, пользовавшихся особым уважением. Это было уже в конце августа и во второй половине сентября.


К этому времени, в виду подавления восстания в Чечне, были переброшены в Дагестан подкрепления из Терской области, из Красноводска, Елизаветполя и других мест.
Начинаются энергичные действия русских войск против повстанцев. И тут оказывается, что борьба – неравна. Несмотря на отчаянное сопротивление повстанцев, русские войска одерживают успех за успехом.
По взятии Тилитля генерал-адъютант Меликов распоряжается: весь тухум Кибит-Магомы и Муртузали главных виновников возмущения с семействами и их боковыми линиями арестовать и отправить на Гуниб, для выселения в Сибирь, селение Тилитль разорить совершенно, выселив жителей в места им указанные. По выходе тилитлинцев, селение сжечь, объявить, что все казенные и частные потери будут пополнены за счет главарей, а недостающие за счет всего осталь¬ного населения.


Все эти распоряжения генерал-адъютанта Меликова, по выражению самого генерал-адъютанта Меликова, генерал-майором Смекаловым «были исполнены в точности». Одновременно с этим Дагестанский отряд во главе с командующим войсками генерал-адъютантом Меликовым двигался навстречу Терскому смекаловскому отряду и 18 октября подступил к Цудахару – главному месту восстания Среднего Дагестана. После артиллерийской подготовки и отчаянной рукопашной схватки к 20 октября, по донесению генерал-адъютанта Меликова, «Цудахар не существует». После падения Цудахара и соседние казикумухцы стали изъявлять покорность.


От Цудахара генерал-адъютант Меликов двинул главный отряд на Согратль – резиден¬цию имама и 2-го ноября приступил к его обложению.
Пал и этот оплот надежды на горскую самостоятельность. Имам Магомет Хаджи, вождь чеченских повстанцев Ума Дуев с 3 сыновьями, вицхинский наиб Казикумухского округа ротмистр Абдул-Меджид и другие вожди повстанцев были взяты в плен. 8-го ноября аул Согратль был уничтожен.
В дальнейшем развитии восстания падение Согратля сыграло роковую роль. С этого времени оно идет на убыль и вскоре генерал-адъютант Меликов доносит, что спокойствие водворилось «и в Южном Дагестане». Тем временем в Гунибе он учреждает военно-полевой суд, произнесший свой приговор над главными виновниками мятежа в Согратле – «там же мной утвержденный и приведенный в исполнение» — скромно замечает генерал. [...]


Почти год длилось восстание горцев Северного Кавказа. Усмирение его происходило самым жестоким образом. Сжигались хлеба и аулы горцев. Налагались и беспощадно взыскивались миллионные контрибуции. Тысячами арестовывались мирные и немирные горцы, заточались в тюрьмы и высылались в Сибирь.
По официальной статистике, только из Южного и Среднего Дагестана отправлено было в Сибирь 5000 семейств.

И нигде никто в целом мире не произнес ни одного слова в защиту жертв русского царизма!
Только мы, кавказские горцы, чтим теперь память наших героев...


А что это были за герои, поднявшие оружие против могущественной империи, не имевшие ниоткуда никакой под¬держки, можно судить хотя бы по нижеследующему письму одного из вождей восстания Мурадинского старшего к имаму Магомету-Хаджи Согратлинскому: «Привет Божий! Я послал человека в селение Мочок купить серу; посланный не нашел там серы; потом послал другого в селение Маали; он принес один ра-тал серы и 2/8 за 2 рубля 10 коп. Посылаю к тебе это и остаток из 5 руб., которые я от вас получил».
Так вот главному штабу повстанцев понадобилась сера для выделки пороха, и ее с трудом по фунтам (ратал равняется 7 фунтам) находит посланец, который с 5 руб. в кармане разъезжает по краю, чтобы добыть некоторое количество серы, необходимой для выделки пороха.


Но железные законы войны, где торжествует техника, сильней народного энтузиазма!
Русские официальные историки всегда были склонны объяснить героизм сопротивляемости кавказских горцев их религиозным фанатизмом.


Правда ли это?
Мы категорически склонны утверждать, что даже в шамилевской эпохе этот фанатизм в качестве стимула к борьбе за волю гор не являлся моментом, занимающим исключительное положение.
Что говорит о своей борьбе сам Шамиль? Кому неизвестны его исторические слова: «Я только простой уздень (вольный горец), тридцать лет боровшийся за свободу».
Шамиль заявляет определенно: не за религию он боролся 30 лет, а за свободу.
Знаменательные слова!..


Пусть борьба горцев Кавказа прикрыта религиозным флером, по существу это борьба за свободу. Кто изучал религиозные войны, имевшие место хотя бы в северной Европе и, в частности, хотя бы в Чехословакии, тот может ясно представить себе – что религиозный флаг часто прикрывает определенные социальные и политические движения. [...].
Конечно, тут дело не в религиозном фанатизме!


Это было национально-освободи¬тельное движение, в котором принима¬ли участие все слои горского общества – его основное ядро – трудовые массы населения, и духовенство, и представи¬тели тогдашней интеллигенции в лице феодальных классов, и даже «служилого элемента» – горцев, бывших чиновни¬ками и администраторами русского царя.


Разве не знаменателен тот факт, что во главе восстания 1877 г. наряду с безродными людьми оказываются и сливки тогдашнего горского общества, обласканные русским правительством, па которых оно, казалось бы, могло рассчитывать в первую голову.


Обратите внимание, вот в Дагестане во главе восстания стоят:
В Казикумухском округе – сын свиты Его Величества генерал-майора Агалар-Хана, отставной майор русской службы, потомок казикумухских ханов Джафар-Хан, Вицхинский правительственный наиб, ротмистр Абдул-Меджид и Мугдирский наиб – штабс-капитан Фатали-бек.


В Кайтаго-Табасаранском округе – сын последнего правителя – генерал-майора Джамов-бека – Мехтибек Уцмиев. В Кюринском округе – Магомет-Али, потомок (по боковой линии) прежних кюрино-казикумухских ханов.
В Самурском округе – правительственный наиб Кази-Ахмад-бек и т.д.
Национально-освободительное движение народных масс Дагестана настолько было сильным, что оно втянуло в свою среду и лиц, которые, казалось бы, были тесно связаны материальными интересами с нацией – покорительницей Кавказа.


Это было поистине общенациональ¬ным движением горских народов.
На этом, собственно, моя речь закан¬чивается, но разрешите мне сказать еще несколько заключительных слов.
Итак, исполнилось 50 лет, как «пос¬ледней тучей рассеянной бури» великих кавказских войн – пронеслась гроза мощного восстания по долам, ущельям и горам нашей родины.


Это был заключительный аккорд героической борьбы за волю гор, тянувшейся целое столетие.
Пылкая, подвижная, легко воспламеняющаяся, бурная в своих порывах Чечня, и уравновешенный, холодно-рассудочный, спокойно хранящий не менее горячее сердце – Дагестан – еще раз тряхнули стариной.
Разве это неяркая страница в исторической жизни кавказских горцев! Разве мало было проявлено героического духа и жертвенного порыва! Как прекрасно, когда в историческом прошлом своего народа человек натыкается на такую страницу, обрызганную священной кровью, исписанную нетленными письменами. Становится легче дышать, какими бы свинцовыми тучами не нависла судьба над твоим настоящим бытием.
Дорогие соотечественники! Вдумайтесь в это прошлое! И разве учащенней не бьется ваше сердце и радостней не горит ваше сознание, что вы кавказские горцы? И не появляется ли у вас желание поднять выроненное из рук героев знамя борьбы и водрузить его на вершинах родных гор? [...]


Восстание горцев Кавказа в 1877 году – это поединок Голиафа и Давида в исторической обстановке нашего времени. У народа, способного на такой поединок, есть будущее.
Такой народ можно истребить, но такой народ нельзя поработить, нельзя сломить его духа.
Прошло 50 лет со времени этой последней дореволюционной вспышки кавказских горцев в борьбе за свободу и независимость, и то, что горело стихийно в сердцах наших предков, то теперь горит ярким светочем в сознании молодой горской интеллигенции, — можно сказать, в этом первом культурном поколении горских народов, догоняющем другие ушедшие вперед народы цивилизованного мира и несущем своим народам и факел знания, и жертвенный порыв.


Это тоже прекрасная страница горской жизни!
Кто мог подумать, что настанет время, и тени прошлого, забрызганные кровью, оскверненные ложью официальных историков, подымутся над вершинами Кавказа, и от них будет черпать радость и вдохновение новое поколение?


Этот час наступил! [...]
И как близко подошел к душе кавказского горца поэт, когда он вдохновенно писал, передавая жизнеощущение горца, видящего разорение родного края:


...Куда черкес направит путь?
Где отдохнет младая грудь?
И усмирится дум волненье?
Черкес не хочет отдохнуть,
— Ужели отдыхает мщенье?
Аул, где детство он провел,
Мечети, кровли мирных сел,
— Все уничтожил русский воин.
Нет, нет не будет он спокоен
Пока из белых из костей,
Векам грядущим в поученье
Он не воздвигнет мавзолей
И не отмстит за униженье
Любезной родины своей...
Но современное горское поколение, не рвущее с историческим прошлым своих дедов и отцов, конечно, не обуре¬ваемо этими примитивными чувствами горца-воина былых времен.
... Иную месть родной стране
Иную славу надо мне...


И эта «иная месть» и «иная слава» заключается в борьбе за волю гор, в борьбе за федеративную республику горских народов Кавказа, в борьбе за конфедерацию кавказских народов, за единство возрождаемого к новой жизни Кавказа, перед которым раскрываются такие далекие и светлые горизонты.
Тени мучеников горской свободы и независимости да благословят нас в этой тяжелой работе! Да проникнется наше поколение беззаветной решимостью жить во имя свободной родины и возрождения Кавказа!