[опубликовано 28 Декабря 2008]

Доного Хаджи Мурад

Практически не изученная на сегодняшний день иконография одного из известных политических и религиозных деятелей Северного Кавказа Нажмуддина Гоцинского (1859-1925) освещается впервые.
Это художественные произведения художников, а также документальные фотографии, обнаруженные автором в Центральном государственном архиве Республики Дагестан, Дагестанском музее изобразительных искусств и частных собраниях. Не претендуя на глубокое и окончательное решение проблемы, автор анализирует рисунки художников, исследует «легенды» фотоснимков, раскрывает историзм портретов. Они ценны тем, что запечатлели черты просвещенного горца Кавказа, оратора, поэта, духовного лидера, оставившего заметный след в истории Дагестана.

Каждый этап исторического развития общества создает специфический идеал народного героя. В искусстве каждого народа этот герой своеобразно воплощается в эстетическом идеале, концентрируя в себе интересы широких масс народа в соответствии с историческими условиями, важнейшими общественными процессами, происходящими в обществе. Помимо идеала в обществе формируется и антиидеал. В создании того и другого во многом «повинна» правящая власть, которая под знаменем своей идеологии вольна, возвышать и пропагандировать свои идеалы или низвергать своих противников.

Пожалуй, нет в истории Дагестана такой исторической личности, жизнь и деятельность которой за последние 80 лет описывали только в негативном плане, как Нажмуддин Гоцинский. Между тем, объективная биография этого человека малоизвестна не только широкому кругу людей, но и в научной среде. Если религиозные взгляды, литературное наследие Гоцинского освещены крайне скупо и однобоко, то его иконография, состоящая из фотопортретов и художественных произведений, практически не изучена. Не претендуя на глубокое и окончательное решение проблемы, постараемся внести некоторую ясность в освещении данного вопроса.
В раннем творчестве дагестанского художника Халил Бека Мусаясула (1897-1949) образ Нажмудина Гоцинского занимает особое место. Нам известны композиции мастера, представляющие некоторые страницы жизни и деятельности имама. Им предшествовали, как минимум, две личные встречи молодого живописца со своим героем. Первая состоялась в вагоне поезда, следовавшего из Петровска в Темир-Хан-Шуру.

«Я ехал, стоя у окна в проходе, - вспоминал художник, - и тут произошла моя неожиданная встреча с имамом. Из открытого купе вышел высокий, широкоплечий пожилой мужчина с круглой бородой. Охрана стояла перед ним навытяжку и, когда он медленно проходил мимо меня, я тоже почтительно поклонился ему. Тут он повернулся ко мне, протянул мне руку и спросил, кто я. Я назвал имя своего отца наиба Манижала из Чоха: «Твоего отца я не знал», - сказал он, - но твой дед Манижал Мохама был хорошим и достойным человеком!» А затем дружелюбно спросил, не студент ли я. Да. Я художник и учился на Западе, в Германии. И тут же последовал резкий и недоверчивый вопрос, не стал ли я социал-демократом. «Если да, то ты уже не друг своей родины!» Я попытался его заверить, что, ничего общего с этими людьми не имею. Уходя, он еще раз похвалил моего деда и снова посмотрел на меня тем же острым и пронзительным взглядом, который дал мне почувствовать всю мою неопытность и незрелость.

Спустя месяц после этой первой встречи, имам пригласил меня к себе и во время угощения остроумно расспрашивал о Европе» [1].
По сохранившимся воспоминаниям диалог проходил так
- Ты разве не мусульманин? – сурово спросил имам, со скрытым восхищением разглядывая портреты известных деятелей тех лет.
- Мусульманин! – невозмутимо отвечал юноша.
- Почему же усердствуешь в своем грехе? Или ты не слышал, что на том свете Аллах предложит тебе оживить все, что ты изображал, и до тех пор, пока ты этого не сделаешь, будешь мучиться в аду?
- Слышал, - улыбнулся Халил Бек, но каждый раз я провожу ножом по горлу изображенного существа, как бы умерщвляя, пусть Создатель знает, что я не стремлюсь соперничать с Ним.
- Вот как! – усмехнулся имам. – Тогда нарисуй меня [2].

«Имам был богатейшим человеком, - вспоминал художник, - ему принадлежали огромные стада овец, и ученейшим человеком всего Кавказа. Но, несмотря на это, он оставался настолько человечным и импульсивным, что смог меня наивно спросить: «Если ты меня нарисуешь, то, наверное, постараешься сделать это правдоподобно. А не смог бы ты все же изобразить мою бороду черной и красивой?» А борода у него действительно начала седеть и редеть. Когда же я его убедил в том, что смогу выполнить его желание, этот большой человек выразил такое удовлетворение и такую простодушную радость, что тут же окончательно завоевал мое сердце. Во всем его поведении чувствовалась такая искренность и доброта, которая характерна сильным людям»[3].

Вскоре после этой встречи Х.М.Мусаясул вместе со своими единомышленниками основал журнал, которому было дано название «Танг Чолпан» («Утренняя звезда»). На страницах одного из первых номеров журнала и был опубликован портрет Н.Гоцинского работы Х.Б.Мусаясула. Под изображением следовала надпись на русском языке: «Нажмуэддин из Гоцо. Муфтий Сев.Кавказа и Дагестана» и аналогичная на арабском.
Большое впечатление на Х.Б.Мусаясула произвел съезд в Анди в августе 1917г., где Н.Гоцинский был избран имамом. Художник ярко описывает это мероприятие в своей книги «Страна последних рыцарей»:

«Ранним утром следующего дня гул барабанов и пронзительные звуки зурны возвестили о появлении имама из Гоцо и его соратника Узун-Хаджи. В окружении своих мюридов, певших священные песни, и в сопровождении сотен всадников, он производил впечатление сильной внушающей уважение личности. Он был провозглашен имамом Дагестана и Северного Кавказа. Яркие, впечатляющие дни, проведенные у берегов сияющего зеленого Андийского озера – сверкание оружия, полыхание знамен, топот копыт, яркие одежды. Высокие тюрбаны знати и темные мрачные фигуры горцев в огромных папахах и величавых бурках, с резкими, обветренными лицами, казавшимися такими же древними, как и их скалистые горы, - являются самыми незабываемыми картинами жизни, запечатленными в моем сердце» [4].

Все свои впечатления художник выразил в многофигурной композиции «Избрание имамом Нажмуддина Гоцинского в Анди» [5], где изображены многие участники съезда: князь Шервашидзе (Чачба) из Абхазии, Узун-Хаджи, полковник Кайтмаз Алиханов, князь Нух Бек Тарковский, генерал Микаил Халилов, Гайдар Баммат, крымский Хан Гирей, шейх Карахский и др.
Сегодня этот рисунок имеет не только художественную ценность, но является уникальным историческим документом, так же как и другая многофигурная композиция «Имам Нажмудин и шейх Узун Хаджи в Гергебиле. 1919г.» [6].

Эмоциональная выразительность этого произведения намного повышается благодаря целенаправленному движению к фигуре Н.Гоцинского, являющейся центром композиции, на котором сконцентрированы взгляды окружающих его горцев. Для раскрытия темы художник использует прием композиционного равновесия, разделяя персонажей на две части. Слева – горцы в чалмах со знаменами и далее плотной линией, извивающейся на фоне ущелья, по обе стороны которого лепятся горские сакли. Справа – по выражению автора «достойные начальники в лице имама Нажмуддина и Узун Хаджи» [7]. Правдивость исторически верных деталей одежды, военной атрибутики, основанные на глубоком изучении быта горцев, сочетается с творческой фантазией, с некоторыми элементами декоративности, с умением использовать горный пейзаж для раскрытия массовой сцены.

Своей реалистической достоверностью отличается рисунок художника Е.Е.Лансере (1875-1946г.г.) «К открытию Совета Республики Союза горских народов», находящийся в собрании Дагестанского музея изобразительных искусств. Имя Е.Лансере стало широко известно в России после выхода в свет повести Л.Толстого «Хаджи Мурат» с иллюстрациями художника, которые он создал после поездки в Дагестан (1912 г.). Второй раз Е.Лансере приехал в Страну гор осенью 1917 г. и сразу же попал в водоворот политических событий. Не подчиняясь уговорам друзей, Е.Лансере, несмотря на тревожное время, остался в Темир-Хан-Шуре с тем, чтобы фиксировать в своем альбоме все увиденное вокруг.

Город, являвшийся в то время столицей Горской республики, кипел политическими страстями, в гущу которых стремился попасть Е.Лансере. Неудивительно, что в день открытия Парламента (20 января 1919г.) художник находился там и, стараясь не привлекать к себе внимания, незаметно и быстро создавал портреты-зарисовки: Пшемахо Коцев – председатель Совета министров. Рашидхан Капланов – министр внутренних дел, Васан-Гирей Джабагиев – министр финансов, Нур Магомед Шахсуваров – министр народного просвещения, Адиль Гирей Даидбеков – министр путей сообщений, Зубаир Темирханов – председательствующий, Нажмуддин Гоцинский – муфтий Северного Кавказа. Кроме того, Е.Лансере зарисовал момент выступления Данияла Апашева., мэра города. У трибуны сидят секретари-стенографисты, ведущие протокол. Все портреты подписаны автором, внизу справа – автограф художника: «Наброски Е.Лансере. 20-25.01.1919 г.»

Среди запечатленных горцев особенной выразительностью отличается фигура Н.Гоцинского. С прищуренными глазами, перебирая четки, муфтий с пристальным вниманием слушает докладчиков. «… Лицо его было довольно интересное и напоминало лицо старого орла: взгляд суровый, властный и редко улыбавшийся», - так описывает Н.Гоцинского в своей книге А.Тахо-Годи [8].
Несколько в ином виде представляет Н.Гоцинского советский искусствовед Н.П. Воронкина: «… В центре – грузная фигура Гоцинского. Он сидит на нескольких стульях, перебирая четки, высокомерно слушает ораторов» [9]. В данном случае необходимо отметить, что в советской историографии Н.Гоцинского обычно характеризовали как лжеимама, главаря банды, барановода. Аналогичным было мнение и некоторых советских художников.

Так, например, на рисунке М.А. Джемала (1900-1960 г.г.) «Допрос партизан» из собрания Дагестанского музея изобразительных искусств, сатирически изображена сцена обеда Н.Гоцинского со своими приближенными. Полная фигура имама, с огромным куском мяса в руке, злобные лица горцев представляют, по мнению художника, темные антинародные силы. В связи с этим примечателен следующий эпизод. Когда фотографию с рисунка М.А. Джемала показали заведующему культпропотделом дагестанского обкома ВКП(б) Шовкринскому Ю.Н., тот на обороте снимка сделал такую надпись: «Нельзя этого человека (Н.Гоцинского – Д.Х.М.) представлять в виде обжоры» [10]. Такое же направление несет в себе карикатура неизвестного автора на Горское правительство «Горские правители в объятиях английских грабителей» (1919 г.), где Н.Гоцинский также изображен сатирически.

Каждая эпоха обладает своим представлением о герое времени – в плане идеальном и реальном, это представление эпохи о самой себе», – отмечает Г.В. Ельшевская [11]. Действительно, хороший портрет есть своего рода летопись, т.к. он фиксирует и увековечивает черты «сменяющихся поколений», тем самым, помогая в работе историку, искусствоведу. Иногда портрет дает более правдивое и доступное представление об определенной эпохе, чем научные описания. Продолжая эту мысль, следует отметить, что историзм портрета раскрывается перед нами не только в характерной для эпохи оригинала обстановке, костюме, типаже, но подчас даже и в самом выражении лица изображенного человека, в его манере держаться и т.п. В работах Х.Б. Мусаясул Н.Гоцинский предстает перед нами не только как участник истории, но и как личность, создававшая историю. В произведении же М.А. Джемала - это яркая сатира на полного человека, являвшегося, по мнению советской историографии олицетворением темных сил. 
Такое же сатирическое направление несут в себе рисунки М.К. Юнусилау «Н.Гоцинский и Махмуд» [12] и «Портрет Нажмудина» [13].
Если рисунок (картина) является творческим произведением, иногда с долей вымысла, куда автор вкладывает свои переживания, мысли, то фотография считается, прежде всего, статичным документом, отображающим индивида или конкретное действие. Нами обнаружены семь фотоснимков с изображением Н.Гоцинского, хранящихся в Центральном государственном архиве Республики Дагестан, некоторые экземпляры которых встречаются и в частных собраниях. Они очень разные, но каждый фотоснимок интересен и значителен для исследователя. А все вместе они – отражение напряженной внутренней жизни Н.Гоцинского и нелегкой человеческой судьбы, вобравшей в себя все беды и лишения, выпавшие на долю его поколения.
Особое место в иконографии имама занимает групповой снимок [14], нередко публиковавшийся в изданиях. «Легенда» этой фотографии следующая. 

 
На 23 января 1918г. Исполнительным Комитетом было решено созвать в Темир-Хан-шуре 3-й Вседагестанский съезд для обсуждения внутреннего положения в республике. В город Н.Гоцинский вступил с многочисленным отрядом. Этот эпизод подробно описывается в хрониках М.К. Дибирова [15], А.Тахо Годи [16] и др.
На следующий день в пятницу Н.Гоцинский был вновь объявлен имамом, после чего известный предприниматель Хизри Гаджиев устроил торжественный обед в честь знаменательного события. «После обеда Нажмуддин, Узун Хаджи и весь народ пошли на восточную площадь (на окраине города). Там они присягнули Нажмуддину как имаму и прочли молитву» [17]. Данная фотография (аналогичный снимок, сделанный с другой точки также хранится в ЦГА РД) стала заключительным штрихом того памятного дня. На фото кроме Н.Гоцинского запечатлены известные люди того времени, а именно: генерал Микаил Халилов, князь Нух Бек Тарковский, Узун Хаджи, мэр города Даниял Апашев, арабист Али Каяев, Серажудин из Инхо и др.
К этому же периоду относится еще один групповой снимок [18] Н.Гоцинского в окружении вооруженных горцев, среди которых и дагестанские офицеры царской армии. Суровые взгляды, напряженные позы характеризуют неспокойное, тревожное время с 1917 по 1921 г.г., когда в ожесточенной борьбе разнородных политических сил определялся путь развития народов многонационального края.

Увеличенный портрет Н.Гоцинского [19] является копией, судя по надписи в правом нижнем углу снимка: «Копия братьев Росевых. Пятигорск». Портрет, по нашему мнению, удачен своей простотой, выразительностью и профессиональным исполнением. «Лицо человека есть лицо истории», - говорила известный скульптор В.Мухина [20]. В данном случае лицо Н.Гоцинского есть лицо борьбы, исканий и трагедии его народа, т.е. в нем отчетливо проступает связь изображенного со своей эпохой.

Другой портрет Н.Гоцинского [21] представляет интерес не только своим содержанием, но и надписью на снимке: «Гацинский Нажмуддин. Разыскивается». Бесспорно, фотография выполнена до 1920г., а рукописный текст на снимке был сделан чуть позже, когда после подавления антисоветского восстания Н.Гоцинского в марте 1921 г., имам бежал в Чечню и с этого времени он официально считался разыскиваемым советскими властями.
К сожалению, неизвестны авторы фотографий, ни на одном снимке (за исключением одного) не обнаружено автографов, подписей, печатей, других знаков. Можно только предположить, что исполнителями этих фотоснимков могли быть фотографы А.Роинов, И.Абуладзе, Завольский. Первый прибыл в Дагестан в 80-х годах 19 века и проживал на улице Аргутинского в Темир-Хан-Шуре. И.Абуладзе, приходящийся А.Роинову племянником, очень много и плодотворно работал в Дагестане, оставив после себя большое количество фотографий. С началом гражданской войны он с семьей уехал в Тифлис. О фотографе Завольском сведений сохранилось мало.

Между вышеперечисленными фотографиями и фотографиями «Н.Гоцинский и Хасу Хаджи Джанай на допросе 05.09.1925г.»[22] и «Н.Гоцинский после ареста на допросе.1925г.»[23] промежуток в семь лет. Однако пережитое в эти годы могло вместить в себя целую эпоху: революция, гражданская война, смерть жены, расстрел 16-летнего сына и зятьев, потеря близких людей. Но сильнее трагизма в портрете Нажмуддина Гоцинского красота, непреклонная победительность облика. Ведь именно тогда на допросе им были сказаны пророческие слова: «Вы (большевики – Д.Х.М.) скоро станете сами жертвой своей идеологии». Последовавшие вскоре многочисленные репрессии дословно подтвердили слова арестованного имама [24].

Данные фотографии, выполненные в Ростове, где проходил суд над имамом, стали последними прижизненными изображениями Н.Гоцинского. Можно по разному относиться к этому человеку и его роли в дагестанской истории, однако, важнее другое. Они ценны тем, что запечатлели черты одного из просвещенных горцев Кавказа, поэта, духовного лидера, оратора и просто незаурядного человека, оставившего заметный след в истории Дагестана.


Примечания и литература:

1. Мусаясул Х.Б. Страна последних рыцарей. Махачкала, 1999. С.193.
2. Мусаясул М.К. Халил Бек Мусаясул и имам Нажмудин // Ахульго. 1999, №3. С.35.
3. Мусаясул Х.Б. Указ.соч. С.194.
4. Там же. С.198.
5. Из частного собрания.
6. Из частного собрания.
7. Мусаясул Х.Б. Указ.соч. С.220.
8. А.Тахо-Годи. Революция и контрреволюция в Дагестане. Махачкала. 1926. С.27.
9. Воронкина Н.П. Изобразительное искусство Советского Дагестана. Махачкала. 1978. С.21.
10.По воспоминаниям двоюродного брата Шовкринского Ю.Н. профессора Гаджиева В.Г.
11.Ельшевская Г.В. Модель и образ. М.: Сов.художник, 1984. С.38.
12.Иллюстрация к Хъах1абросулъа Махмуд. «Панаяб х1ухьел». (Лирика, на аварском языке). Махачкала.1993.
13. Из частного собрания.
14. Из собрания ЦГА РД.
15. Дибиров М.К. История Дагестана в годы революции и гражданской войны. Махачкала, 1997.
16. А.Тахо-Годи. Революция и контрреволюция в Дагестане.
17. Дибиров М.К. История Дагестана в годы революции и гражданской войны. С.47.
18. Из собрания ЦГА РД.
19. Из собрания ЦГА РД.
20. Цит.по: Зингер Л.С. О портрете. М.: Сов.художник, 1969. С.178.
21. Из собрания ЦГА РД.
22. Из собрания ЦГА РД.
23. Из собрания ЦГА РД.
24. По воспоминаниям А.Микояна.