[опубликовано 17 Февраля 2018]

Р.Ю. Намитокова; Н.А. Нефляшева

Айтек Намиток, министр юстиции Кубанской Рады, черкесский интеллектуал и автор 2-х томной монографии «Происхождение черкесов», остается фигурой, в биографии которого много лакун, тайн и простора для историков разных специализаций. Его биографию можно вписать как в историю государственных образований на Северном Кавказе в период революции и гражданской войны, так и в историю казачье-горской эмиграции 1920-х гг. Будучи женат на одной из влиятельных и образованнейших женщин черкесской диаспоры Турции, Хайрие Ме-лек Хундж, Айтек Намиток вписывается в интеллектуальную и общественную жизнь Стамбула, а как историк и автор «Происхождения черкесов» – в формирование черкесской историографии и адыговедения.

Сегодня есть возможность формирования комплексной академической источниковой базы для изучения личной, политической и академической биографии Айтека Алиевича Намитока. Протоколы заседаний Кубанской Рады, документы личного происхождения – дневники, письма, воспоминания Айтека и людей его круга, публицистические статьи, литературные произведения казачьих авторов, в которых присутствует тема горской эмиграции 1920-х гг., глубинные интервью с родственниками семьи Айтека Намитока – все это в самом ближайшем будущем обеспечит историку-исследователю простор для профессионального поиска.

В нашем распоряжении пока есть отрывочные воспоминания его близких (и прежде всего его двоюродного брата Ю.К. Намитокова, несколько фотографий – в том числе фотография из ГАКК (Государственного архива Краснодарского края) с надписью «член Кубанской Законодательной Рады», фотография его могилы в Стамбуле, любезно переданная Жоржем Дюмезилем через ученого и писателя Аскера Гадагатля его ближайшим родственникам; воспоминания Исмела Оздемира (Озбая) и произведения кубанских писателей, в которых Айтек Намиток фигурирует в роли ставленника Османской империи и контрразведчика, англо-американского агента и супершпиона.

Айтек (Айтеч) Намиток родился в феврале 1892 г. в семье старшего в ту пору в роду Намитоковых (Нэмыт1экъохэр) Алия Цахмыша. Намитоковы с давних времен живут в бжедугском ауле Понежукай. Здесь один из кварталов до сих пор называется Нэмыт1экъохабл, где и сейчас наиболее компактно живут представители этого в целом немногочисленного рода (Хабаху, Хут, Панеш и Намитоковы – основные фамилии этого аула). В 1892 г., год рождения Айтека, прошло всего около четверти века после окончания столетней Кавказской войны. Наиболее дальновидные из тех, кто определял кавказскую политику империи, делали ставку на то, что сегодня называется «мягкой силой», понимая, что для относительно безболезненной интеграции Северного Кавказа в «тело империи», нужно не только экономическое развитие региона, но и формирование лояльности кавказских элит, встраи-вание их в систему управления империей, гибкое лавирование между адатом и шариатом, реформирование судопроизводства, создание системы образования с учетом этноконфессиональной специфики региона.

Образование детей элит коренного населения являлось одним из мощных инструментов формирования имперской лояльности. По выражению М. Краснова, интересы развития русского капитализма требовали не только «грамотных проводников царской политики среди горских народов», но и «наличия образованных чиновников из привилегированных слоев горского населения» [6, с.7].

Именно с этой целью и были открыты еще в 1820 г. в Екатеринодаре и в 1837 г. в Ставрополе гимназии, в которых получили право учиться и дети горцев. Как писал в своей статье историк М.А. Кошев, Ставропольская гимназия сыграла большую роль не только в просвещении, но и в культуре как адыгов, так и других горских народов Северного Кавказа [5, c. 177-189]. В списке горцев, обучавшихся в пансионе Ставропольской гимназии в 1884 – 1900 гг., среди 9 адыгов Кубанской области назван и Айдемир Намиток, старший брат Айтека. В списке учеников он значится как дворянин, поступивший в гимназию в 1889 г. По свидетельству того же автора, М.А. Кошева об Айдемире Намитокове, «...в 1899 году Айдемир Намитоков по решению педагогического совета гимназии был рекомендован на зачисление в состав кавказских стипендиатов в один из вузов империи. А. Намитоков в том же году хорошо сдал экзамены в Санкт-Петербургский горный институт» [5, c. 188]. О том, что Айтек учился в Ставропольской гимназии после окончания начальной школы, в родном ауле свидетельствуют, с одной стороны, его фотография с пометой «Ставрополь 1910 г.», с другой стороны, его единственный прижизненный биограф Хусен Хабаху из США, выходец из родного аула Айтека [12]. Как отметил Х. Хабаху, Айтек Намиток окончил Ставропольскую гимназию с золотой медалью, и, видимо, в 1911– 1912 гг. сразу поступил на юридический факультет Петербургского университета.

Петербургский (Петроградский) университет сыграл особую роль в становлении его личности и политических приоритетов. По статусу и значению в политической и культурной жизни Петербурга и Российской империи его вполне можно сравнить с американским Гарвардом. «Выпускники юридического факультета могли рассчитывать на успешную государственную службу, т.к. из студентов-юристов традиционно формировался бюрократический аппарат страны. Так, в начале XX в. четверть высшего правительственного аппарата Санкт-Петербурга составляли выпускники столичного университета, а одна шестая из них являлась бывшими студентами юридического факультета» [1, с. 49-50].

Университет с его главным символом – зданием 12 Коллегий на Васильевском острове – и сейчас является мощной интеллектуальной школой, форматирующей студента под себя, под Петербург, под высокий уровень академической культуры. «Всякий живущий в Городе (Петербурге – Р.Ю., Н.Н), хотел он этого или нет, нес на себе печать петербургского мира. Город обладал фантастической цепкостью, всех попадавших в его стены он делал петербуржцами, независимо от места рождения и национальности», – пишет профессор СПбГУ историк Н. Олесич [8, c. 8].

Можно только предполагать, какой культурный шок испытал юноша, впервые пройдя по коридорам своей прославленной Alma Mater. Северная Пальмира, насквозь пропитанная имперским духом, лекции лучших профессоров и практикующих юристов Петербурга, фундаментальная университетская библиотека с фолиантами, знаменитый университетский коридор, сам по себе барометр политических и интеллектуальных настроений Петербурга, изо дня в день формировали, «отсекая лишнее», из Айтека цельную личность.

Юрфак, где учился Айтек, был самым престижным из факультетов, а по количеству студентов – самым многочисленным среди остальных факультетов (в университете работали также историко-филологический, физико-математический и восточный факультеты).

Поступление Намитока на юрфак совпало с ростом студенческих протестных настроений, политизацией петербургского студенчества, ростом демонстраций и студенческих забастовок. Университет продуцировал культурную и интеллектуальную среду, в которой можно было поддерживать свою кавказскую идентичность и реализовать свой интерес к Кавказу. В университете работали научные кавказоведческие кружки – Кружок для изучения экономических условий Кавказа и Студенческий русский кавказский кружок под руководством профессора Веселовского.

Отдельно стоит сказать о Кружке студентов-мусульман, юридически учрежденном в 1915 г. [1, c. 174], как раз в то время, когда обретала свою структуру Мусульманская фракция Госдумы. В феврале 1916 г. в Петрограде при мусульманской фракции Госдумы было создано бюро, куда вошли интеллектуалы всех мусульманских регионов России – Поволжья, Крыма, Кавказа, Туркестана. Бюро занималось разработкой вопросов развития уммы для мусульманской фракции [4, c. 189]. С Ахметом Цаликовым, членом бюро, у Айтека Намитока сложились дружеские отношения. Уже в студенческие годы Намиток «пробует перо» и публикуется в петербургской «Мусульманской газете» (в 1913 г. опубликованы статьи «Мусульмане и Турция» (23 янв., № 7); «Русская печать и мусульмане» (30 янв., № 8.); «Слова, слова...» (14 февр., № 10).

В то же время университет – это место коммуникаций, где в рамках землячеств встречались студенты из разных регионов Кавказа: в 1907 – 1917 гг. в университете действовали Кружок кавказских горцев и кавказские землячества (кубанское землячество, кубано-черноморское, черноморское, ставропольское, пятигорское, терское, азербайджанское, бакинское, армянское «Жогов», грузинское, батумское, кутаисское, шушинское, эриванское и др.). Мы предполагаем, что Намиток поддерживал отношения с грузинским землячеством – самым структурированным из землячеств Кавказа, имеющим давнюю историю в университете и связи культурной грузинской элитой Петербурга. Грузинские студенты университета контактировали с Партией грузинских социалистов-федералистов, выступавшей за представление Грузии широких автономных прав; на один из вечеров, в 1914 г., они пригласили В.Л. Геловани, члена IV Государственной думы от этой партии [1, c. 129]. Это предположение косвенно подтверждается некоторыми фактами, изложенными в письме Руслана Кумахова, сына старшей дочери Ю.К. Намитокой, своему деду Юсуфу Кадыровичу (10.11.84): «Один мой приятель, увлекающийся искус-ствоведением, в записной книжке (период 1917 – 1918 гг.) покойного князя А.К. Чачба (Шервашидзе), – известного художника, одного из реформаторов русского и мирового театрально-декорационного искусства, эмигрировавшего в Париж в 1918 г. по приглашению С. Дягилева оформлять знаменитые «Русские балеты», прах и наследие которого перевезены в Абхазию из Ниццы, где он умер в возрасте 103 лет, – наткнулся на следующую запись рядом с телефонным номером: «Намитоков, мусульманский исполнительный комитет, В.О. (видимо, Васильевский остров – Р.Ю., Н.Н.), линия 19 (или 18?), д.7, кв.20».

В 1916 г. Айтек получил диплом юриста и начал работать в коллегии адвокатов Петербурга. В Петербурге Айтек Намиток принимает участие в переговорах с командованием Дикой дивизии и всадниками Черкесского полка, удержав их от участия в мятеже генерала Л.Г. Корнилова.

История Конной туземной кавказской дивизии, как известно, достойно вписана в историю России. В течение трех лет мировой войны на самых разных фронтах горские «всадники» показали примеры ошеломляющей отваги и преданности присяге. Командир дивизии, Великий князь Михаил Александрович, брат императора, назвал ее атаки «блестящими конными делами». Полки дивизии несколько раз пополнялись прибывавшими с мест их формирования запасными сотнями. За один только 1916 г. дивизия провела 16 конных атак – пример небывалый в военной истории. Количество пленных, взятых Кавказской туземной конной дивизией за годы войны, в четыре раза превысило её собственный численный состав. Дивизия была своеобразным полигоном, где формировались преданные империи воины – за три года через службу в дивизии прошло более семи тысяч «всадников», уроженцев Северного Кавказа и Закавказья.

Когда в Петрограде произошла Февральская революция, 2 марта 1917 г. император Николай II отрекся от престола в пользу брата Михаила Александровича, бывшего командира Кавказской конной дивизии. Но и он 3 марта отказался от престола, обратившись к народам России с Манифестом. Власть в Петрограде и стране взяло на себя Временное правительство. В период деятельности Учредительного собрания Временного правительства Айтек Намиток стал членом комиссии, которая вырабатывала конституцию, членом организации «Демократическое единство», был направлен на работу в Государственную думу.

Дикая дивизия (к тому времени переформированная в корпус) чуть было не втянулась в политический конфликт между главой Временного правительства Керенским и Верховным главнокомандующим Корниловым. Керенский снял Корнилова со своего поста, обвинив его в подготовке государственного переворота, а Корнилов, находясь в ставке в Могилеве, издал приказ о том, что войска должны идти на Петроград, обвинив правительство Керенского в том, что оно действует в интересах германского штаба и разрушает Россию. Генерал Л.Г. Корнилов в своем походе против Временного правительства планировал использовать Дикую дивизию. Корнилов планировал двинуть 3-й конный корпус казаков под командованием генерал-лейтенанта А.М. Крымова и части Дикой дивизии, всадники которой съезжались на станцию Дно, на Петроград. На Петроград двинулись Ингушский полк и три эшелона Черкесского полка, насчитывавшие 1350 сабель.

Навстречу всадникам Дикой дивизии были направлены агитаторы от Исполкома Всероссийского мусульманского совета (Милли Шуро) и ЦИКа Советов рабочих и солдатских депутатов – Ахмед Цаликов (Ахмет Цаликати, глава делегации), Захид Шамиль, Кушбек, князь Мачабели и 25-летний Айтек Намиток. Переговоры шли три дня. 28 августа между станциями Сусанино и Семрино прибыла делегация русских офицеров и всадников-ингушей. Делегация мусульман заявила, что недопустимо вовлекать горцев в политическую борьбу, используя их в качестве слепого орудия, что вызовет против них ненависть русского населения. Переговорить с всадниками не удалось, корниловские офицеры не поддержали переговоры, и они были прекращены. Утром 29 августа делегация снова выехала на встречу. На станции Вырица, благодаря содействию ингушского офицера, им удалось поговорить с командирами Черкесского и Ингушского полков. Члены делегации призывали своих земляков, до конца не понимавших той роли, которую им отводил в своем мятеже Корнилов, воздержаться от вмешательства «во внутренние раздоры России», не вмешиваться в дела русских [4, c. 194]. Намиток выступал на родном языке перед всадниками-черкесами, вместе со своим другом Ахметом Цаликовым обратился к 4-ому Черкесскому полку со словами: «Возвращение к царизму – это гибель». Ахмет Цаликов 30 августа от имени Всероссийского мусульманского Совета (Мили Шуро) подписал обращение «К воинам мусульманам армии и флота» с призывом не подчиняться приказам генерала Корнилова [9, c. 337]. ЦК Союза объединенных горцев прислал телеграмму из Владикавказа «под страхом проклятия ваших матерей и детей не принимать участие во внутренней войне, учиняемой с неизвестными нам и вам целями». 31 августа, в третий раз, делегация встретилась с полковыми комитетами. На заседании выступили и представители Петроградского совета, и трех полков – Преображенского, Семеновского и Егерского. От имени ЦК Союза объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана, Петроградского комитета горцев Северного Кавказа и Дагестана и Комитета кавказских мусульман в Петрограде было оглашено обращение, в котором говорилось, что «единственное назначение ... полков Туземной дивизии защищать родину от внешнего врага и ни в коем случае не служить орудием политической борьбы какой бы то ни было партии» [4, c. 194]. В результате дивизия была остановлена, и генерал Корнилов, оставшись без поддержки, был вынужден отступить на Дон.

Сюда же, на Кавказ, возвращается и Айтек Намиток, сразу окунувшийся в политическую жизнь родного края. Горское правительство, созданное в мае 1918 г. бывшими лидерами ЦК Союза объединённых горцев, делегировало его в Кубанскую Раду, где он стал членом Законодательной Кубанской Рады и министром юстиции. В Раде работали и другие черкесы – Касполет Улагай, Кучук Натырбов, Шамиль Султан-Гирей, Мурат Гатагогу и Сафер-бей Сиюхов [13, p. 412]. От Союза горских народов Кавказа он становится членом Совета министерства образования во Временном правительстве, а также членом комиссии, курирующей национальные школы. Здесь следует отметить, что точных данных о его деятельности этого периода у нас нет. В ГАКК хранятся документы канцелярии Совета Кубанского краевого правительства и Законодательной Рады за 1917 – 1920 гг. со списками членов правительства, списками черкесского полка Добровольческой армии, протоколами по ведомству юстиции и т. д. В них трижды упоминается фамилия Айтека.

Айтек Намиток придавал огромное значение образованию, об этом говорит факт, который показался нам знаковым. Собирая материал об Айтеке, мы услышали песню, которую нашему родственнику в Майкопе, инженеру Нурбию Багову в детстве напевала его нана Асланхан Намитокова как колыбельную, ссылаясь на то, что ее сочинил когда-то её сын Айтеч. Эта песня о высоком назначении наук, о пользе знаний.

Сложную политическую обстановку в стране и частую смену правительств на Кавказе еще предстоит осмыслить не одному поколению историков, но, если обратиться к документам, которыми мы располагаем, ясно, что Айтек Намиток был в неоднородном Кубанском правительстве среди так называемых «самостихийников», стоявших за конфедеративное ее устройство. Известно также, что Айтек Намиток был включен в 1918 г. в состав делегации на Парижскую конференцию мира после Первой мировой войны от Кубанской Рады. Вот как это описано в одном из источников: «5 мая 1919 г. в Версальском дворце состоялась встреча президента (США – Н.Н.) с делегатами кубанских сепаратистов. Сюда прибыли Л.Л. Быч, председатель краевого правительства, А.Н. Кулабухов, А.А. Намитоков, генерал Д.В. Савицкий, доктор Н.С. Долгополов. Их сопровождал переводчик Д.Д. Краснокутский. В июле они подписали договор с делегацией Меджлиса – «республики горцев Кавказа», также приехавшей в Париж искать покровительства в дружбе и взаимопомощи против Деникина.

Деникин же «союз дружбы с Горской республикой» считал виду определенного стремления к единой России – преступным, государственной изменой» ... «Договор был объявлен не имеющим силы. Рада объявила, что она не уполномочивала Быча подписывать это соглашение и отозвала своих посланцев из Парижа. Членов делегации передали полевому суду. Кулабухов был повешен на Крепостной площади, где в ноябре 1918 года происходила джигитовка в честь интервентов» [7, c. 118].

Это подтверждает документ, докладная войскового атамана генерал-лейтенанта А.П. Филимонова от 25 июня 1919 г.: «усвоенное председателем делегации Л.Л. Бычем направление работ делегации явно превышает данные г. Бычу мною и Правительством полномочия и несомненно нарушает интересы Кубанского края, а потому Л.Л. Быч и оставшийся с ним член делегации госп. Намитоков должны быть немедленно лишены всех данных им полномочий, и 3) что немедленно же надлежит официально уведомить представителей Союзных Держав в г. Екатеринодаре, что г.г. ЛЛ. Быч и Намитоков не являются более представителями Кубанского правительства на мирной конференции» [2, л. 13]. От казни Намитока спасло то, что по пути домой в 1918 г. в Севастополе он узнал от встречавших его родственников, что Кулабухов и Савицкий повешены; он повернул назад, через Турцию вернулся в Париж и, вероятно, в 1919 г. уже был там. Видимо, не надеясь уже вернуться на Родину , Айтек взялся вновь за учебу, в чем ему помогало как безукоризненное знание французского языка, так и осознание тех проблем, которые стоят перед его соотечественниками.

Он учился в Сорбонне с 1918 по 1921 гг.; 1921 – 1922 гг. он проводит в Праге, которая была в то время центром эмиграции русской интеллигенции. После 1922 г. он жил в Турции до мая 1924 г., а затем вновь уехал в Париж, где пробыл вплоть до 1942 г., занимаясь частной адвокатской практикой и историей Черкесии и Северного Кавказа, этимологией, языком и фольклором, систематически посещая библиотеки Парижа и следя за новыми публикациями по интересующим его проблемам.

В 1936 г. он уже стал членом «Лингвистического общества в Сорбонне». Совместно с профессором Сорбонны Жоржем Дюме-зилем в это время он пишет работу «Tables Tsey Ybrahim» («Басни Ибрагима Цея») [11], которую в 1939 г. издало министерство народного образования Франции, а также первую часть книги «Происхождение черкесов». Работая над монографией, Айтек На-миток несколько раз посещал Турцию. Он знакомился с культурой древних городов и поселений Алишар, Гордион, древней столицы когда-то могущественного Фригийского царства, Эфесом, где в 1920-х гг. проводились раскопки археологов из Чикагского института востоковедения.

Однако пребывание в Турции со временем становилось опасным – набирал силу пантюркизм. В 1927 г. турецкий парламент запретил гражданам страны использование в публичных местах и в печати любых языков, кроме турецкого. В это время с Намитоком переписывалась писатель и публицист убыхского происхождения Хундж Хайрие Мелек (1896 – 1963). Хайрие Мелек была частью большого и сложного мира черкесской диаспоры Турции, сложившейся здесь к рубежу XIX – XX вв. Черкесы составляли заметную прослойку стамбульской интеллектуальной и военно-бюрократической элиты, чья идентичность и лояльность формировалась на пересечении двух векторов – гражданско-гос-ударственного османского и этнического черкесского [10, c. 196]. Семья Хайрие еще в период депортации горцев с Кавказа в 1864 г. была вынуждена покинуть убыхские земли и поселиться в Анатолии, где она и родилась в 1896 г. в Маниасском районе в селе Хаджиосман (Хунджхабль). В семье говорили на адыгейском, убыхском и абхазском языках, и девочка эти языки тоже знала. Хайрие закончила «Notre Dame de Sion», французскую высшую школу для девушек в Стамбуле. Еще в молодости она начала активно участвовать в работе мухаджирской организации ЧОЕВ (Черкесское общество единения и взаимопомощи), занимавшейся проблемами культуры и социальным положением выходцев с Кавказа в Турции. Историк Г.В. Чочиев пишет о ЧОЕВ как об организации, активно и небезуспешно занимавшейся «прежде всего ориентированной на диаспору культурно-просветительной и социально-благотворительной деятельностью, но в то же время с самого начала своего существования уделявшей определенное внимание и обсуждению перспектив решения «диаспорного вопроса», понимаемого как проблема реинтеграции зарубежных черкесов со свободной (либо освобожденной) этнической родиной. В составе его учредителей выделялся ряд весьма влиятельных в османском истеблишменте лиц из числа высших чинов армии, частью отставных (среди них пять маршалов и более десятка генералов)» [10, c. 196].

Хайрие была главным редактором газеты Qhuaze («Гъуаз»), выходившей в Стамбуле регулярно в 1911 – 1912 гг. и эпизодически в 1913 – 1914 гг. на турецком и частично адыгском и арабском языках. Газета издавалась ЧОЕВ. Хайрие Мелек сотрудничала с ЧОЕВ и Хасэ «Северный Кавказ», образованным позже. В 1918 г. Мелек стала одним из организаторов «Общества взаимопомощи черкесских женщин» и его руководителем. Общество работало в Стамбуле в 1918 – 1922 гг. Общество выпускало журнал «Диянэ» («Наша мать»), выходивший дважды в месяц, главным редактором была Хайрие Мелек. Хайрие Мелек можно считать одной из первых женщин-писате-лей в Турции. Ранее, в 1918 г. в Стамбуле, в районе Бешикташ, по инициативе ее мужа Мет Иззет-паши, впервые была открыта «Черкесская женская школа» с пансионом, где мальчики учились вместе с девочками, а среди преподавателей были известные, европейски образованные и статусные черкесы. Мелек Хундж была директором этой школы.

В это время Хайрие уже переписывалась с Aйтеком. В 1931 г. Хайрие, поехав к своей старшей сестре в Тунис, познакомилась с ним лично. Благодаря своей родственнице, жене султана Туниса, Хайрие Мелек, за несколько лет до этого похоронившая своего мужа, встретилась с Айтеком в Тунисе, и только там они сумели оформить свой брак.

До Второй мировой войны семья Намиток жила в Париже, который, как и Стамбул 1920-х гг., был центром российской эмиграции, здесь жили многие известные политики и государственные деятели Кавказа. «В середине 1920-х гг. в Париже находились лидеры Горской республики Гайдар Баммат, Ахмет Цаликов, Мурат Хатагогу, правитель Кабарды в 1918 – 1919 гг. князь Ф.П. Бекович-Черкасский. В столице Франции проживали бывший премьер-министр Горской республики Абдул-Межид (Тапа) Чермоев, один из политических лидеров Ингушетии член Ингушского национального Совета Магомет Джабагиев и (до 1924 г.) его брат – первый председатель Парламента Горской республики Вассан-Гирей Джабагиев. Кроме того, в столице Франции обосновались многие представители политической и финансовой элиты Южного Кавказа и Закавказья, взаимодействие с которыми составляло неотъемлемую часть общественной жизни северокавказской общины» [3].

Кавказские землячества заняли свою нишу среди эмигрантских объединений Парижа. Черкесы, чеченцы, дагестанцы, осетины на чужбине старались держаться рядом, чувство общих корней и тоска по родине давали им силы не только помогать друг другу, но и заботиться о новых эмигрантах, прибывающих в Париж в 1920 – 1930- е гг. Историк В.Ф. Ершов пишет, что в конце 1920-х – 1930-е гг. во Франции существовали «Кружок изучения Кавказа», «Союз русских черкешенок», «Осетинское национальное объединение», «Союз армян-офицеров и участников Великой войны» и другие сообщества [3].

Одна из самых ярких страниц парижской жизни в биографии Намитока связана с участием в масонской ложе. Во второй половине 1920-х гг. в Париже действовали масонские ложи «Золотое руно» и «Прометей», членами которых были выходцы из Кавказа. Роль масонских лож в политике из-за их ритуальной практики, обрядов, внутренних правил и обширных вертикальных связей гипермистифицирована, однако при ближайшем рассмотрении за мистическим флером скрываются более прагматичные и рациональные задачи и дела. «В системе российского зарубежья в Европе в 1920 – 1930-е гг. масонские ложи выполняли одновременно роль политических клубов и обществ взаимопомощи и сыграли важную роль в социальной адаптации послереволюционной эмиграции. Масонские организации вели разнообразную культурно-просветительную и научную работу, выступая в том числе, в качестве связующего звена между эмигрантским и европейским сообществом, способствуя развитию политического и культурного диалога между эмиграцией и Западом» [3].

Айтек Намиток был среди основателей Масонской ложи «Золотое руно», учредительное собрание которой состоялось 12 ноября 1924 г. в Париже в Масонском доме на рю Пюто. В ложу были посвящены представители северокавказской, а также грузинской, азербайджанской, армянской и российской эмиграции во Франции. «В числе ее основателей были Пхемах Аджигоев, Мурзала Куриев, Айтек Намиток, Осман Чермоев (племянник Тапы Чермоева) и др. 29 апреля 1925 г. был посвящен Гайдар Баммат. Ложа «Золотое руно» работала в союзе с Великой Ложей Франции по Древнему и Принятому Шотландскому Уставу» [3].

В ложе кипели дискуссии о дальнейших политических перспективах Кавказа, вскоре ложа раскололась на две новые ложи «Юпитер» и «Прометей». В 1928 г. из состава «Прометея» выходят ее грузинские участники, что придает данной мастерской преимущественно северокавказский (и мусульманский) характер. В результате Ложа «Прометей» оказалась недолговечной и была усыплена в начале 1930-х гг.

В Париже Айтек Намиток был близок к «Союзу народов Кавказа» и «Горскому национальному объединению», эти страницы его биографии малоизученны. Однако его интересы не ограничивались рамками политики, он занимался изучением фольклора и этносов, историей кавказских народов. В 1939 г. после публикации «Басен Ибрагима Цея» он завершил исследование по этногенезу «Происхождение черкесов», посвятив монографию Жоржу Дюмезилю, своему французскому другу и учителю. В подготовке издании ему оказала существенную помощь Хайрие Мелек. После начала Второй мировой войны Намиток уехал в Германию работать в Институте по изучению СССР.

После войны он возглавил «Мусульманский комитет», созданный в Мюнхене. В это трудное время он посещал различные посольства западных стран и делал все возможное, чтобы помочь своим соотечественникам в Европе. Так, он помогает трудоустроиться горцам, вызволяя пленных из лагерей (А. Шеуджен из Понежукая с его помощью был вызволен из лагеря для военнопленных, но после возвращения в Союз отсидел в ГУЛАГе). Дагестанец Муса Рамазан написал «Воспоминания кавказского скитальца», в которых упоминает Айтека [14]. Рамазан пишет, что в лагере мусульман-иммигрантов в Германии близ г. Швабах перед переселением в Турцию Айтек обратился к ним со словами: «Уважаемые земляки, братья! Мы сдали анкеты на переселение и надеемся, что через несколько недель или месяцев отправимся в путь. Вы должны быть готовы к отправлению! Только хочу предупредить вас всех об одном – страна, которая нас принимает, не является местом комфорта и изобилия. Вам придется потрудиться немало! Однако я уверен, что нас ждет спокойное будущее! Я от всей души верю, что нам удастся создать хорошие условия для жизни! Многие из вас прожили долгие годы в европейских странах. Считаю своим долгом напомнить вам особенно молодежи, что условия в Турции не такие простые, как в Европе. Вы – люди трудолюбивые. Продолжайте в этом же духе и все у вас получится. Надеюсь, что через пару лет вы достигнете лучшего положения в обществе, чем сами граждане этой страны!» [14].

C 1950 г. Намиток был действительным членом Института советологии в Мюнхене (в комитете «Париж-блок»). Этот институт издавал журнал «Кавказское обозрение» и «Проблемы», где он не раз публиковал свои статьи. Кроме того, он постоянно посылал в европейские журналы свои статьи о кавказцах, о черкесском языке, о литературе, об истории, которые писал на английском, немецком, французском и русском языках. Со времени основания этого института он был его сотрудником и возглавлял его северокавказский отдел. Работу в Мюнхене Намиток совмещал с работой в Стамбуле, где стал профессором французского языка в Стамбульском педагогическом институте.

До конца своей жизни он был руководителем Северокавказского национального центра в Стамбуле. Всю свою сознательную жизнь «все свои знания он отдал борьбе с тоталитарным режимом на своей родине, с советскими фальсификаторами кавказской истории. В 1958 г. на семинаре в МГУ его назвали англо-американским и турецким агентом. На самом деле он не был агентом. Он боролся за правдивую историю и свободу Северного Кавказа», – повествует его биограф X. Хабаху [12].

Турецкое правительство периодически запрещало даже выезжать ему в Мюнхен, где его место в институте всегда сохранялось и оставалось вакантным до конца его жизни. Он прожил жизнь мученика, жизнь ученого, политика, рыцаря-интеллектуала.

Позже, в 1960-х гг. семья Намиток вернулась в Турцию вместе с другими выходцами с Кавказа и первое время жила в родном ауле Хайрие Мелек. Вот что об этом вспоминает Муса Рамазан: «Айтек вместе со своей супругой вскоре переехали в Стамбул. Они снимали квартиру в одном из районов Стамбула, где жили родственники Хайрие Ханым. Они продали часть фермы в ауле и жили на эти средства. Профессор захотел работать. Друзья устроили его на работу учителем французского в Стамбульском мужском лицее. Хайрие Мелек Ханым была совсем другой по сравнению с той, которую я помнил. Она очень похудела, и у нее были проблемы со здоровьем. Через некоторое время Хайрие Мелек Ханым умерла. Похороны прошли в Стамбуле с большим количеством присутствующих. Она была похоронена на кладбище Караджа-Ахмет» [14]. Не прошел и год, как 26 июля 1963 г. на 71 году жизни скончался от инфаркта в больнице Хайдар-паши Айтек Намиток. На похороны приехал из Франции всемирно известный лингвист Жорж Дюмезиль.

Его смерть тяжело переживали все северокавказцы. На его могильной плите выгравированы слова: «Профессор Айтек Нами-ток (1892 – 1963) был символом свободы и любил родину. Он национальный ученый Северного Кавказа, сын черкесов», а на плите его жены – «Хайре Мелек (1896 – 1963) жена Айтека Намитока и его идеальная подруга жизни».

В настоящее время продолжается формирование источниковой базы, дающей возможности дальнейшего исследования биографии А. Намитока. Паспорта профессора Айтека Намитока и его жены Хайре Мелек летом 1992 г. Сафер Берзег передал в дар Национальному музею Республики Адыгея. Часть своей огромной библиотеки он оставил организации «Адыгэ хасэ» в Турции, часть затерялась в Париже. Первый том «Происхождения черкесов» в 1957 г. был переведен на русский язык Р. Морской в КБАССР (есть вариант перевода, подготовленный Разиет Д. Намитоковой из Краснодара), но так и не был издан. Рукопись второго тома «Происхождение черкесов» после смерти Айтека по его воле была отправлена Жоржем Дюмезилем через А. Гадагатля его родному брату Исмаилу Намитокову, и в 1966 г. была передана в Адыгейский научно-исследовательский институт и только в 2004 г. наконец, благодаря поддержке ректора АГУ профессора Р.Д. Хунагова, рукопись передана в отдел редких книг Научной библиотеки им. Д.А. Ашхамафа АГУ, где была создана комиссия для перевода с французского языка на русский язык и издания этого труда. К чести общественности черкесской диаспоры в Турции его книга переведена на турецкий и 1 и 2 части изданы соответственно в 2003 и 2008 гг. в Анкаре по инициативе КAF-DAV. Еще раньше первая часть была переведена на арабский в 1991 г.

Для всех, кто не безразличен к истории Кавказа, к трагической судьбе ее выходцев на Востоке, Айтек Намиток и Хайрие Мелек Хундж-Намиток всегда останутся примером, достойным уважения, и их роль в сохранении культуры мухаджиров с каждым годом будет оцениваться все выше и выше.

Примечания

1.    Баринов Д.А. Этноконфессиональные и региональные организации студенчества Санкт-Петербургского университета (1884 – 1917 гг.). Дис… к.и.н. – СПб, 2015.

2.    Государственный архив Краснодарского края (далее – ГАКК). Ф. Р-14. Оп. 1. Д. 23.

3.    Ершов В.Ф. Северокавказское зарубежье 1920 – 1930-х гг. в Турции, Западной Европе и США: эволюция и социально-культурная специфика [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://intercircass.org/?p=2688

4.    Исхаков С.М. Меньшевик А. Цаликов об отношении российских мусульман к первой мировой войне. 1917г. // ХХ век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. – Самара, 2014. Вып 2.

5.    Кошев М.А. Ставропольская гимназия и просвещение горцев (70 – 90-е годы XIX века) // Культура и быт адыгов. Этнографические исследования. – Майкоп, 1989. Вып.VII.

6.    Краснов М. Историческая записка о Ставропольской гимназии. – Ставрополь, 1877.

7.    Маньковский В., Давыденко З., Закиев Р. По следам минувшего: Документальные очерки. – Краснодар, 1973.

8.    Олесич Н.Я. Господин студент Императорского Санкт-Петербургского университета. – СПб., 1999.

9.    Политические деятели России. 1917. Биографический словарь. – М., 1993.

10.  Чочиев Г.В. Деятельность черкесского общества единения и взаимопомощи в Османской империи в 1908 – 1914 гг. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. –Тамбов, 2015. № 9 (59). Ч. 1. [Электронный ресурс] 

11.  Dumezil J, Namitok A. Tables Tsey Ybrahim. – Paris, 1939.

12.  Habahy H.H. Kafkasija kulturel dergi mudurlugune // Kafkasya, 1964. № 2

13.  Natcho Kadir. Circassian History. 2009.

14.  Ramazan Musa. Bir Kavkas Gocmeninin Anilari. Stamdul, 1997.

Славянский мир на Северо-западном Кавказе. Сборник статей 10-хнаучных чтений, посвященных Дню славянской письменности и культ. - Майкоп, 2017