[опубликовано 19 Июля 2013]

Ахмеднаби Ахмеднабиев

Высокая и не очень политика представляет собой комплекс самых разнообразных идеологических и прочих конструкций, в которых немалое место занимает история. Реальные и мнимые примеры из прошлого во все времена мобилизовали представителей того или иного этноса на определенные действия.
Естественно, процесс часто носил мифологизированный характер. В подобной ситуации история, например, для представителей власти, становилась всего лишь механизмом решения конкретных, конъюнктурных и сиюминутных задач. Так было, есть и, безо всякого сомнения, будет.

Шарвили и 200 лет с Россией

29 июня руководство республики во главе с временно исполняющим обязанности президента Дагестана Рамазаном Абдулатиповым прибыло в Ахтынский район, где чиновники приняли участие в числе прочих мероприятий в традиционном ежегодном празднике, посвященном герою лезгинского эпоса Шарвили. По уже устоявшейся традиции врио поругал местных чиновников за неприглядный вид памятника лезгинскому поэту Тагиру Хрюгскому, названного РИА «Дагестан» великим, и наказал немедленно отреставрировать объект. «Эта аллея должна быть в цветах, ограда — покрашена. Неужели надо ждать, чтоб я приехал из Тляраты? Вы же цивилизованный народ, а цивилизованность народа определяется его отношением к истории!» — возмущался Абдулатипов.

Зато ему понравился сам праздник: «Это общенациональный праздник и на этом фоне мы можем говорить о восстановлении нашей культуры, традиций, обычаев, мифологии. Это часть народного сознания. Если мы хотим что-то сделать в Дагестане, то без формирования этого сознания у нас ничего не получится. Эпические герои всех народов практически схожи, и, как правило, они защищают честь и достоинство своего народа. Может быть, в «Шарвили» много мифологии, может, даже все там мифология, но если мы посмотрим на героя, то его характер и нравственность находятся в самом народе. Сегодня, в современном обществе, Дагестану необходимо возрождать подобные символы, нужно возрождать смыслы культуры, уклады нашей жизни».

Абдулатипов откровенно высказался по тому, что у него наболело. Естественно, врио в меру своих сил и возможностей стремился и стремится к возрождению этих самых мифологизированных «символов, смыслов культуры и укладов нашей жизни», в том числе и в исторической сфере. С момента прихода на должность главного чиновника республики Абдулатипов сообщил граду и миру, что Дагестан и Россия 200 лет находятся вместе. Точкой отсчета в данном случае послужила дата — 12 октября 1813 года, когда в местечке Гюлистан (ныне селение Геранбойского района Азербайджана) между Россией и Ираном был подписан так называемый Гюлистанский мирный договор, согласно которому Дагестан чуть ли не добровольно вошел в состав царской России.

Как и положено, инициатива врио встретила полное понимание у отдельных официальных историков и ученых. В частности, РИА «Дагестан» выдало на гора знаковую статью заведующего отделом новой и новейшей истории Дагестана ДНЦ РАН, доктора исторических наук, профессора Эльмиры Далгат. Она еще в начале своего материала отмечает, что Гюлистанский договор юридически оформил вхождение Дагестана в состав царской России, что спасло его от вторжений турок и иранцев, которые приносили «неисчислимые бедствия трудовому народу». Далее ученый совершает экскурс в еще более глубокие времена, чтобы снова поведать о том, как благородно в регионе вела себя Россия в отличие от Ирана и Турции. Оказывается, еще с XVI века активно развивались «торгово-экономические и политические связи Дагестана с Россией. Строительство русских крепостей на реке Терек Иваном IV способствовало сближению северокавказских народов с Россией и вызвало сильное недовольство Турции и Крыма. Они считали эти земли своими и требовали снести русские крепости, но им ответили отказом», тем самым было предотвращено «поглощение Северного Кавказа турками». Далгат отмечает, что «Россия, оправившись после шведско-польской интервенции, стала вести более активную политику на Кавказе. Она была направлена на укрепление и расширение связей с народами Кавказа. Это встретило сочувствие со стороны Дагестана. Летом 1614 года почти все владетели Дагестана… попросили принять их в подданство России, что и было сделано царем Михаилом Романовым».

Иную версию того, что случилось 200 лет назад, 30 мая на очередной сессии парламента Дагестана озвучил коммунист Магомедгасан Магомедов. «Это форменное издевательство над нашей историей, нашими предками, ни один уважающий себя дагестанец не станет отмечать этот праздник. Дагестан никогда ни в чей состав добровольно не входил. А 200 лет назад Россия и Персия просто заключили мир, согласно которому зоной интересов России считался Дагестан. И все», — возмущался депутат.
Анализ прошлого, конечно, предполагает наличие эмоций и точек зрения частного характера, но представляется, что мнение Магомедова больше опирается на факты, в нем очень мало места для мифов и символов. Но что же действительно произошло два века назад в Гюлистане?

Победитель и побежденный

Здесь была поставлена точка в очередной войне между слабеющей Персией и набирающей силой Россией. Как и полагается, победил сильнейший, затем начался разбор, кому что досталось. Все было отражено в вышеупомянутом Гюлистанском мирном договоре. Его основой стал принцип status quo ad presentem, то есть установление границ по территориям, оккупированным в ходе войны, где в силу понятных причин абсолютно никак не было учтено мнение дагестанских, российских и прочих народов. Хотя в самом документе можно найти много интересного. Подписи под ними поставили со стороны России генерал-лейтенант, «Главнокомандующий войсками в Грузии и на Кавказской линии и прочая» Николай Ртищев, а со стороны Персии — «Высокостепенный и Высокопочтенный Мирза-Абул-Хассан-Хан, бывший чрезвычайный посланник при Дворах Турецком и Английском, избранный между Персидскими Начальниками, ближайший Чиновник своего Государя, Советник Тайных дел Высочайшего Персидского Двора, происходящий из Визирской фамилии, Хан второго класса при Дворе Персидском и имеющий от своего Государя отличную милость, состоящую в кинжале и сабле, бриллиантами украшенных, в шалевом платье и лошадином уборе, осыпанным бриллиантами».

Границы новых владений России устанавливались дотошно, с указанием, что они проходят «от сего угла до верху снеговой горы Алагеза, а отсель, по хребту гор межею Шурагельскою, между Мастарасом и Артиком до речки Арпачая». В итоге империи достались различные ханства, а также весь Дагестан, Грузия, Имеретия, Гурия, Мингрелия, Абхазия и Каспийское море с прилегающими «землями и народами». Горечь Персии возмещалась разрешением плавать у берегов Каспийского моря и приставать к ним, в случае кораблекрушения — обещанием обеспечивать посильную помощь. Договаривающиеся стороны согласились отпустить всех пленных домой, снабдив их продовольствием и деньгами. Беженцам, в том числе и совершившим преступления, разрешалось возвращаться на родину. Им обещали полную амнистию, хотя они могли и оставаться там, где им нравится. Коммерсантам дали добро на свободное перемещение по территории обоих государств и жить в них сколько угодно.
К Гюлистанскому договору прилагался и «Сепаратный акт», о котором сегодня предпочитают молчать. Он давал, в первую очередь Персии, возможность требовать пересмотра пунктов договора по территориям, вошедшим в зону интересов и претензий России, при этом обе стороны могли объявить войну друг другу тогда, когда считали нужным. Таким образом, Гюлистанский договор не имел прочного юридического основания, это был всего лишь кратковременный пакт, положения которого никто и не стремился исполнять.

В подобной ситуации вообще непонятно желание махачкалинских властей взять за точку отсчета вхождения в состав России именно 1813 год, тем более, что Дагестану в Гюлистанском договоре отводилась роль стороны, мнение которой не интересовало ни Россию, ни Персию, хотя в тот период даже самые захудалые вольные общества Нагорного Дагестана в переговорах с Россией выступали в качестве равной силы. Притом предки в России не видели ни «спасителя» от турок и персов, ни развитой в экономических и прочих аспектах страны. Все было намного прозаичнее: они Россию рассматривали исключительно как приятный и необременительный источник дополнительного дохода. Впрочем, такой подход практиковался и относительно шиитской Персии. Дагестанцы в союзниках в основном видели единоверную Турцию, которая никогда и никак не покушалась на интересы «трудового народа». В частности, до нас дошли воспоминания людей, живших в те времена, что шах Персии еще в XVII веке писал в письме лидерам Дагестана: «Я буду отправлять вам ежегодно часть от хараджа и дары — столько, чтобы вы ни в чем не нуждались».

Шубы с царского плеча

«Я получил ваше священное письмо с радостною вестью о царских ко мне милостях и порадовался. Полагаю, что милость великого государя в отношении меня будет продолжаться каждый год и то не менее 1 тыс. рублей, ибо я кадий Аваристана и богомолец за Российскую державу во всякое время», — с подобным письмом к генералу от инфантерии, наместнику России на Кавказе Павлу Цицианову еще в 1803 году обратился кадий хунзахского ханства Мирза-Магомед. В этом документе наглядно проявляется суть взаимоотношений между горцами и Россией. А ведь Хунзахское ханство всегда славилось лояльностью к империи. Всего лишь рядовой кадий выдвигает условия представителю России в регионе, требуя на собственное содержание гигантские по тем временам деньги, а ведь он их получил сполна.

Подобные петиции регулярно шли и со стороны прочих лидеров Дагестана. В частности, предводитель каратинского вольного общества по имени Курбан в 1812 году направил письмо в адрес того же Ртищева: «Мое желание состоит в том, чтобы наше воинство было всегда победоносно, служило защитою земель и имущества обитателей деревень. Затем извещаю вас, что я вместе с моим обществом пребываю в дружбе, с тех пор как между нами и вами заключен мир. С нашей стороны не было никакой измены ни в отношении ваших людей, ни в отношении ваших подданных. Отныне же и впредь остаюсь верным в дружбе и вашим союзником тайно и явно, пока буду жив».
В ответном письме Ртищев оповестил Курбана: «Два письма твои получил. Видя из оных вызов твой собрать партию и по требованию моему явиться сюда для службы государю-императору, я весьма благодарю тебя за сей несомненный опыт верности и усердия. Не отвергая при том доброго расположения твоего употребить себя на службу, я постараюсь удовлетворить твое желание, но не потому, что имею надобность в твоих войсках, а потому, что хочу быть в пользу твою ходатаем и просить тебе приличное жалованье, с которым бы ты мог в мире и тишине провести остатки твоей жизни. В знак благорасположения и признательности пока присылаю тебе 100 рублей и один беличий мех, так как в горах бывает холодно и по старости лет твоих для здоровья, в коем я беру участие, нужно иметь тебе теплое одеяние».

Такой характер взаимоотношений действительно официально зафиксирован еще с 1614 года. Чем не повод уже в 2014 году объявить, что Дагестан и Россия вместе ровно 400 лет? Звучит, по крайней мере, более солидно, да и статус договаривающихся сторон равнозначен. Нужно также понимать, что царскую Россию тогда никак не интересовало экономическое и прочее состояние горцев, характер их взаимоотношений с соседями, прочие нюансы местной жизни. Империя в Дагестане, Северном Кавказе видела лишь территории, которые нужно быстро покорить исключительно в собственных геополитических целях, притом завоеватели предпочитали не церемониться с коренным населением. Уже после подписания Гюлистанского договора Россия последовательно взялась за уничтожение целых наций (черкесы, шапсуги, убыхи, натухайцы и так далее), проживавших в нынешних Краснодарском, Ставропольском краях, Ростовской области и Крыму, с дальнейшим заселением порабощенных территорий казаками.

Червонец за каждую отрезанную голову горца…

В регион постоянно прибывали армии, руководимые людьми, вообще не отягощенными какими-либо нравственными запретами. В их числе был и печально известный генерал от инфантерии, главный герой России, наиболее известный вольнодумец среди военных гениев Александр Ермолов. Он даже сегодня в официальной российской историографии считается передовым для своего времени человеком, хотя образ его жизни и мыслей никак не укладывается в рамки идеала. «Я уже не берусь действовать на горцев, омраченных невежеством, силою Евангелия. Что проку метать бисер перед свиньями? Единый удобный способ обороны от них есть война наступательная. Я не отступаю от предпринятой мною системы стеснять злодеев всеми способами. Главнейший есть голод, и потому добиваюсь я иметь путь к долинам, где могут они обрабатывать земли и спасать стада свои. Всю местную каналью, делающую нам пакости и мелкие измены, я постепенно начинаю прибирать к рукам. Первоначально стравливаю их между собою, чтобы не вздумалось им быть вместе против нас, затем, по необходимости, некоторых удостаиваю отличного возвышения, то есть виселицы», — это только часть откровений из дневника Ермолова. Он же пишет во «всеподданнейшем рапорте» Александру I от 12 февраля 1819 года: «Государь! Внешней войны опасаться не можно. Внутреннее беспокойство гораздо для нас опаснее! Горские народы примером независимости своей в самих подданных Вашего Императорского Величества порождают дух мятежный и любовь к независимости».

Генерал собирался усмирить регион за три года, в основном применялась тактика выжженной земли. В жестокости Ермолову не уступали его подчиненные. Начальник штаба генерал Алексей Вельяминов первым сформулировал стратегию экономической блокады горцев и попытался ввести в войсках нечто вроде сдельной оплаты труда: генерал из собственного жалованья выплачивал казакам по червонцу за каждую отрезанную голову горца.

Симптоматично, что классики русской литературы ничего крамольного в действиях соотечественников в погонах не видели. Александр Пушкин пел дифирамбы в адрес Ермолова: «На негодующий Кавказ поднялся наш орел двуглавый, Все русскому мечу подвластно, Поникнув снежной головой, смирись, Кавказ, идет Ермолов». Его тезка Грибоедов в должности секретаря по дипломатической части при Ермолове с восхищением писал: «Пускаюсь в Чечню. Теперь меня это несколько занимает: борьба горной и лесной свободы с барабанным просвещением. Будем вешать и прощать, и плевать на историю. Двух при мне застрелили. Других заключили в колодку, загнали сквозь строй. На одного я третьего дня набрел за рекой. Висит, и ветер его медленно качает».

И таковыми тоже были страницы истории взаимоотношений России и Дагестана. К сожалению, в ней не было места миролюбию, готовности учесть интересы всех сторон. Империя всегда выступала в роли агрессора. Предки защищали свою землю, образ жизни в меру своих сил и возможностей. Нельзя писать историю под заказ, подгонять под злобу дня. Она должна быть такой, какой и была. Факты, даты, события, свидетельства очевидцев, документальные материалы, отсутствие выводов и объяснений — вот что должно подаваться учеными кругами на суд общества, а право делать выводы, интерпретации нужно оставлять другим…