[опубликовано 24 Декабря 2008]

Гаджиев Булач

Летом 1839 года внимание народов Кавказа было приковано к дагестанской горе Ахульго. Здесь в течение 90 дней происходил беспримерный поединок горцев с регулярными войсками царя.
В ходе обороны Ахульго наступил момент, когда создалось безвыходное положение: сдаться Шамиль не мог, да этого не позволили бы его соратники. Ради передышки измученных защитников крепости Шамиль, по требованию царского командования, выдал им в качестве заложника своего старшего сына - Джамалудина.
21 августа истек срок перемирия. Рано утром по крепости ударили пушки. Защитники гибли в развалинах, но отчаянно сопротивлялись. По настоянию ближайшего окружения Шамиль вынужден был с большими трудностями покинуть Ахульго. К 2 часам дня 22 августа эпопея сражения на Ахульго была окончена. На обоих утесах горы в этот печальный день осталось лежать около 700 горцев.

Один из современников того периода Б.Эсадзе писал: "В плен взято до 900 человек, большей частью стариков, женщин, детей. С трудом мирились гордые горцы со своим положением, несмотря на полное изнурение и раны".
В 12-летнем возрасте на Ахульго был пленен ашильтинец Хасан-Хаджио. Его перевезли в Россию и отдали на воспитание состоятельному русскому человеку по фамилии Парамонов, который со временем, возможно, усыновил его, так как Хасан-Хаджио стал документально именоваться Парамоновым Николаем Ивановичем.

Когда Хасану-Хаджио исполнилось 20 лет, его определили в армию.
Освоившись немного, горец обратился к командиру роты со следующими словами: "Моя фамилия не Парамонов, а Малачиханов, имя Хасан-Хаджио". Офицер ничем не помог ему. Через некоторое время в часть прибыл генерал. Перед ним выстроили полк.
- Имеются ли претензии? - спросил генерал.
Дагестанец сделал шаг вперед.
- Я пленный с горы Ахульго, - сказал Хасан-Хаджио. - Моя фамилия Малачиханов, а меня без моего согласия зовут Парамоновым.

Генерал остался недовольным командиром полка и велел исправить ошибку. Но оказалось, что дело это не из легких. Пришлось много раз описывать, как получил горец русское имя, как очутился в плену, с кем попал, кто родственники, начиная от далеких предков и кончая нынешними. В то время у генерал-губернатора в Темир-Хан-Шуре переводчиками служили Джахбар-Ага из Гимры и Агакиши из Унцукуля. На запрос из Петербурга они ответили, что лично Хасана-Хаджио не знают, но перечисленные им люди действительно были на Ахульго. Хасану-Хаджио разрешили носить имя и фамилию, данные родителями, но товарищи по службе по-прежнему называли его Парамоновым.

Участвовать в боях против Шамиля и сородичей Малачиханов категорически отказался, но зато, когда началась Крымская война, с удовольствием уехал на фронт. В Севастополе ашильтинец находится все 11 месяцев обороны. О нем знали и лестно отзывались адмиралы Нахимов, Корнилов, Истомин. Дагестанец закончил войну, имея несколько высоких наград: орден Св. Анны 4-й ст. с надписью "за храбрость" (награжден в 1855 г.), орден Св. Анны 3-й ст. с мечами и бантом (награжден в 1855 г.). А впоследствии: 150 рублей серебром (в качестве награды в 1865 г.), орден Св. Владимира 4-й ст. с бантом за 25 лет службы (награжден в 1869 г.), орден Св. Станислава 2-й ст. (награжден в 1873 г.). Он был среди самых доблестных воинов Севастополя, которым оказали честь быть принятыми русским императором. В год приезда Шамиля в Калугу Малачиханову-Парамонову было 32 года, он имел чин штабс-капитана, служил в Колыванском пехотном полку и был женат на русской женщине. Под его командованием в ту пору находилась рота солдат, расположенная в деревне, километрах в 30 от Калуги.
Перед тем, как являться к Шамилю, Малачиханов-Парамонов переодевался
в гражданское платье. Он тщательно скрывал историю своей необыкновенной жизни, хотя, как нам кажется, имам мог бы правильно понять его.

Для подтверждения факта о том, что ашильтинец Хасан-Хаджио (Парамонов-Малачиханов Н.И.) не раз гостил у знаменитого дагестанца, сошлюсь на записки пристава полковника А.Руновского, который сообщал: "Кроме Грамова и Хаджио (переводчика имама), у Шамиля в это время обедали: поручик Колыванского полка (из горцев) Парамонов и два горца". (А.Руновский. Записки о Шамиле. М. 1889. C. 117).
После нескольких посещений имама Хасан-Хаджио написал на родину следующее письмо: "Любезному брату Мухамету и всем прочим родственникам... При приезде Шамиля в град... Калугу, я отправился к нему для свидания с ним и детьми, и узнав от него, что вы живы и здоровы, воздал всевышнему хвалу и благодарение. Что касается меня, то прошу вас... не беспокоиться. Живу недалеко от имама и по времени навещаю его.
Писано в Калуге... 23 шаввала - нуждающийся в помощи Божьей Хасан-Хаджио Бен-Нурич из Ашильты". (Дневник полковника А.Руновского... С. 125).

Следует напомнить, что Калуга стала местом паломничества. Все жаждали видеть героя Кавказской войны. И это, надо дать должное царскому правительству, разрешалось всем. Не говоря о калужанах, на свидание с Шамилем прибывали россияне из самых различных мест. И не только они. Например, 30 апреля 1860 году у него на приеме был наиб Магомед-Амин, руководивший горцами Западного Кавказа. В числе посетителей из Дагестана был и брат Хасана-Хаджио - Магомет, в свое время служивший у Шамиля в звании юзбаши-сотника.
После свидания с Шамилем Магомет и его брат Хасан-Хаджио уехали в деревню. Здесь между ними произошел примерно такой разговор:
- У тебя есть дети? - спросил Хасан-Хаджио.
- Один сын, - отвечал Магомет.
- Будут еще, а сына привези мне. Не просил бы, если бы мог иметь своих, - сказал ему офицер.
Магомет исполнил просьбу брата и привез ему семилетнего сына Нурича. Когда Нурич первый раз пришел в дом Шамиля, его перецеловали все женщины, а имам посадил мальчика на колени и долго ласкал.
Сын Шамиля, Кази-Магомед, усердно учил Нурича Корану, а в деревне жена Хасан-Хаджио - русскому языку.
Шамиль очень полюбил мальчика. За одну неделю по его приказу дочери сшили Нуричу отличный костюм. Учили обычаям и порядкам, какие были на родине. Затаив дыхание, мальчик слушал рассказы о Кавказской войне. Прошли годы. В 1886 году, когда Нуричу исполнилось 16 лет, сын имама Мухаммад-Шеффи, служивший в царской армии, забрал юношу к себе. Через два года, когда Нурич мог получить первый офицерский чин, он отказался от этой возможности. Уехал в Дагестан с подарком от Шамиля - Кораном и четками. Как известно, впоследствии, подарок имама передавался по наследству и в настоящее время находится у одного из потомков Нурича.
О Нуриче можно добавить еще одно обстоятельство - его воспитанием занималась и помещица Калужской губернии княгиня Оболенская. Об этом свидетельствуют записки пристава при военнопленном семействе имама
Шамиля полковника П.Г. Пржецлавского «Шамиль и его семья в Калуге (1882-1865 гг.)».

Квартировавший в Калуге, Колыванского полка капитан Малачиханов (до крещения Гасан Гаджиов), уроженец Дагестана, из селения Ашильты, выступая в поход в Царство Польское, оставил своего 15-летнего племянника, Нурича, у помещицы Калужской губернии княгини Оболенской, принявшей на себя доброе дело воспитать молодого дикаря в европейском духе... (Опубликованы в "Русской старине" за 1877-1878 гг.).
Мне представилась возможность информировать читателей об одном случае, происшедшем с Малачихановым в конце февраля 1865 года, за две недели до его перевода в 16-й Кавказский линейный батальон, который через два года передислоцировался в Темир-Хан-Шуру Дагестанской области.
При этом я ссылаюсь на архивный документ Российского государственного военно-исторического архива, любезно представленного мне потомком моего героя Надиром Багадуровичем Малачихановым.
«...В конце февраля 1865 г. состоялся перевод Муллачихана в Ширванский полк; недели за две перед отправлением его к месту нового служения с ним случилось хоть и маленькое, приключение, но которое характеризует эту личность.

Будучи командиром 4-й линейной роты, расположенной в глухом местечке Житно, чуждом всяким удовольствиям и развлечений, капитан Мулачихан подобно многим колыванцам, страшно скучал и тосковал... так и полковую жизнь, по воспоминаниям современников, скучную и до крайности однообразную.
Желая внести разнообразие в свою однообразную и монотонную жизнь и приискивая всякие развлечения, Муллачихан начал сталкиваться и вмешиваться в распоряжения местной полицейской власти. Более или менее пустые столкновения, наконец привели к более серьезному, которое могло бы окончиться для него весьма печально, если бы начальство иначе посмотрело на его поступок. Само же столкновение случилось так: по каким-то неизвестным соображениям следовало закрыть городской трактир и арестовать его владельца местной полицейской властью. Трактирщик, считая более влиятельным лицом в м.Житно капитана Муллачихана, обратился к нему, прося защиты. Капитан Муллачихан, довольный тем, что нашел развлечение, понятно, не отказал в просьбе и приказал ударить тревогу. Собранная рота по его приказанию своего ротного командира, штыками отбила у полиции трактир и воспрепятствовала арестовать трактирщика.

Такое открытое сопротивление местной власти заставило военно-уездного начальника майора Никитина донести высшим властям о произволе капитана Муллачихана. В свою очередь, последний, чувствуя себя оскорбленным, вошел тоже по сему делу в формальную переписку с военным начальником Житницкого участка, требуя "особого покровительства" трактирщику. Такое сое требование Муллачихан мотивировал тем, что "трактиры всегда находились и находятся под особым покровительством военных". Вся переписка в конце концов была направлена на усмотрение начальника 10-й дивизии генерала-лейтенанта Глебова. Глебов, хорошо зная беспокойный нрав горца, да еще в виду того, что состоялся перевод Муллачиханова в Ширванский полк, ограничился лишь дисциплинарным взысканием, а именно: приказал "выдержать его на гауптвахте три дня до отправления к новому месту служения". После прощального обеда, устроенного Муллачиханом, Колыванский полк провел еще полтора месяца в занятиях... (РГВИА, ф. 2654, оп. 2, д. 50, л. 55, 554, 5550.

Дальнейшая судьба его мне неизвестна, кроме того, что у Хасан-Хаджио Малачиханова не было детей. По одной из версий он дослужился до чина полковника и скончался в Темир-Хан-Шуре в 1891 году.
Примечание: следует напомнить, что дагестанские имена и фамилии со временем претерпевали фонетические изменения, а следовательно и письменные изложения. В нашем случае: Муллачихан - Маалачихан,
Хаджио - Гаджио, Хасан - Гасан и т.п.